Причем, внутри, не внешне, а это еще хуже.– А если Адоня однажды и во мне разочаруется?Линда усмехнулась.– Сомнение в своем совершенстве – часть твоего совершенства.Андрей вздохнул:– Прекрасное успокоительное. Теперь скажи на чистоту: ты запаниковала?– Было немного.Андрей поморщился.– Почему было?.. Мы же еще ничего… Впрочем, зачем это я?..– Адонюшка, солнышко мое, где ты?– Ау! – выглянула она из кухни, держа перед собой выбеленные мукой руки.– Ты опять собираешься чем-то побаловать меня? О-о, какие запахи! Почему твои блюда так потрясающе пахнут?– А я в них приворотное зелье добавляю! – рассмеялась Адоня.– Ах, вот чем ты здесь развлекаешься без меня!Он поцеловал ее в сгиб локтя, потом подхватил на руки, спросил:– Отгадай, что я хочу тебе сказать?– Приятное?– Да.– Тогда не буду отгадывать, – замотала Адоня головой. – Когда ты сам говоришь, получается гораздо радостнее.– Румовский отпустил меня на целый месяц, и мы проведем его на Земле.Между бровями Адони легла тоненькая морщинка:– Почему он так неожиданно разрешил тебе на целый месяц уехать?– Я хотел сделать тебе сюрприз. Веришь?– Нет.Андрей прижал ее к себе, долго поцеловал в губы. Потом, глядя в близкие глаза, прошептал:– Адонюшка, любовь моя, жена моя, ты будешь со мной всегда?– Как же иначе? – Брови ее надломились. – Зачем ты спрашиваешь?– Потому что безумно люблю тебя.– Почему тебе дали отпуск?– Я попросил. Линда считает, что вам надо приостановиться, перерыв сделать. И путешествие на мою планету будет очень кстати, правда? Ты должна помочь Линде, мне и себе – постарайся ни о чем таком не думать. Пусть работа идет там, внутри, – Андрей взял в ладони голову Адони, прикоснулся губами ко лбу. – Но сознание в этом не должно участвовать, понимаешь?– Да, я должна прогонять все мысли, если вспомню о том, что узнавала с Линдой, потому что для этого ты увозишь меня на Землю.– Ты умница.– Кажется, там что-то пошло не так. Ты не говори, если не хочешь. Я и сама видела, что в последнее время Линда была не как всегда, она иначе на меня смотрела, хотя я старалась все делать так, как надо. Теперь ты тоже встревожен. Не тревожься, любый мой, не о чем – поверь мне. И мне жаль терять время. Но я обещаю, что буду добросовестно отдыхать. – Она внимательно посмотрела ему в глаза. – Я очень постараюсь, не тревожься ни о чем.У Андрея осталось ощущение, что оба они сказали меньше, чем знали и чувствовали. * * * Андрей выбрал для них с Адоней маленький уединенный коралловый островок в Атлантике. Островок был необитаемым, но Робинзонами они не стали: как когда-то в Эрите глейсер делал доступным любой уголок Планеты, таким же способом они путешествовали теперь по Земле. Андрей не оставлял Адоню праздной, наедине с самой собой. Он показывал ей самые прекрасные места своей планеты, где и сам не бывал до сих пор; они целыми днями, а то и сутками бродили по гигантским зоопаркам, купались в радугах водопадов, осваивали всевозможный транспорт, включая слонов и верблюдов. Наполненные весельем, смехом и восторгом дни, сменялись тишиной знаменитых картинных галерей и концертных залов. Здесь Адоня забывала о времени. Что видела она в земных, чуждых ей пейзажах, когда надолго замирала перед ними? Что открывалось ей в портретах давно ушедших людей? О чем рассказывала музыка, когда Адоня, закрыв глаза, очарованно растворялась в ее звучании?..Наблюдая за ней в эти часы, Андрей видел, что проникновение Адони в искусство происходит на каком-то ином, недоступном ему уровне. И что происходило в это время в душе и сознании Адони, тоже укрывалось от Андрея и потому тревожило. Не ошиблась ли Линда, когда видела в искусстве способ отвлечь Адоню?Однажды он спросил:– Тебе нравится наша музыка?Адоня посмотрела задумчиво:– Когда я собираюсь слушать вашу музыку, я уже знаю, что должна приготовиться, собраться с силами… но всякий раз – как впервые, озноб по коже. До первого звука я смотрю на лица вокруг и пытаюсь угадать, чего они ждут, пытаюсь увидеть волнение. Но люди Земли очень сильные, я ими восхищаюсь. А у меня сердце обмирает от страха. Но это только до первого мгновения, потом сразу все исчезает.– От страха? Ты боишься музыки?– Я боюсь, что окажусь слабее, чем надо, я ведь не знаю, какой она будет.Помедлив, Андрей осторожно спросил:– А дома, на Планете ты музыку так же чувствовала?– Нет, ну она же у нас совсем не такая. Там она… нейтральная. Это я здесь уже подумала, что, наверняка, у нас тоже есть магическая музыка, но она не для всех.– Выходит, у нас есть музыка, которой ты боишься?– Да, есть. Она очень темная, иногда даже черная, она то же самое, как злое заклинание. Я не умею закрыться, как вы, она вторгается в меня и тогда мне надо с ней бороться. Я когда первый раз темную музыку услышала, ужаснулась – зачем вы слушаете такое, оно же разрушает! Но потом поняла.– И что ты поняла?– Ей очень трудно сопротивляться и когда все кончается, как будто тяжелую-тяжелую работу делал… А одновременно сильнее становишься. Это как испытание, да? Зато белая музыка! Как будто каждый раз рождаешься. Ой, а когда они сталкиваются, это самое-самое! Знать, что тебе ничто не грозит, тебя музыка защищает, и одновременно – быть в самой середине, между ними: жутко и удивительно хорошо.Андрей был в замешательстве.– Знаешь, мы все же немного по-другому к ней относимся.– Да, конечно, я знаю, что конца я все же не понимаю.– Я сказал – по-другому. А картины, живопись как ты чувствуешь?– Это другое чудо. Они такие разноцветные!– Что значит – разноцветные?– Не понимаю, о чем ты спрашиваешь. Ну, картины, они же… Раньше я и цветов таких не знала, их не глазами видишь, а как будто лучи сквозь тебя и там внутри – ощущение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52