– Его Высочество лично провел обряд посвящения и собственноручно вручил нашему господину знаки-символы.– О! – искренне вырвался у Адони возглас почтительного удивления.Она знала, что престижный титул онга большая редкость, его действительно надо было заслужить. Ни деньги, ни власть не могли помочь завладеть высоким титулом – основанием для этого всегда были особые заслуги перед государством, причем такие, которые требовали личного мужества и стойкости духа.Это был высший титул, которого мог удостоиться подданный королевства, причем происхождение вовсе не играло роли. Но вот сам титул давал такие исключительные права, что в определенных ситуациях приказ онга приравнивался к королевскому, и только сам король мог отменить его. Для всех остальных право онга было неоспоримо, даже для особ королевской фамилии.И Адоня тоже испытала гордость. Не за Яссона Гондвика, почти незнакомого ей, а за Лиенту, эритянина, вождя лугар. Значит и здесь, под другим именем, с измененным сознанием он остался прежним – сильным, мужественным и гордым. Это радовало Адоню потому, что, как правило, подобные качества плохо сочетались с подлостью и двоедушием. Даже если Лиента настроен к ней враждебно, ей не придется ждать от него удара в спину.– Вот после того, как вернулся, вскоре и началось… Я боюсь, не завистников ли черное дело его странная хворь? Не наведенное ли?– А хотя бы при одном приступе доктора сумели помочь?– Увы… Они только мучают господина барона.– Как это начинается и как проходит?– Никаких признаков беды, ничто ее не предвещает, накануне он весел, и кажется абсолютно здоровым. Но во сне вдруг впадает в это ужасное состояние и приходит в себя только утром. Весь следующий день он слаб, как ребенок, еда вызывает у него отвращение. Но что меня особо пугает… я ни с кем об этом не говорила… Мне кажется, не измученное тело доставляет ему непереносимые страдания…– А что?– Не знаю… Мне страшно посмотреть в его глаза, такая там бездна боли…– Глаза… зеркало души…– Да… – выдохнула женщина, – страдает его душа… Помоги же ему! Ради Всевышнего – ты поможешь?– Надеюсь, что да. Я сделаю все, что возможно. Но теперь оставьте меня наедине с господином бароном и прикажите никому не входить, если не хотите непоправимо навредить своему господину.– Я сделаю все так, как ты скажешь, только дай мне возможность надеяться! – с готовностью согласилась женщина.Через минуту они остались одни. Адоня молча всматривалась в лицо Лиенты.– Вождь, – проговорила она, и голос ее дрогнул. – Помоги мне. Вспомни, что ты не Яссон Гондвик. Ты – Лиента. Вспомни все. * * * Экран погас, но Андрей продолжал сидеть, бессмысленно упершись в него взглядом. Так прошла минута, другая…– Андрей, нельзя так. Возьми себя в руки.– Последнее время я только этим и занимаюсь, – пробормотал Андрей, запрокидывая голову на спинку кресла.– Какая польза от твоих терзаний? Они как-то помогают Адоне?Андрей бросил на Линду короткий взгляд, помолчав, сказал:– Прежде я тоже думал, что разуму можно абсолютно все подчинить.– Прости, Граф…– Ты думаешь, это я Адоню изменил, из дикарки цивилизованного человека сделал? Ничего подобного. Это я человеком становлюсь. Теперь я хотя бы понимаю, чем мы за свою "цивилизованность" заплатили: мы и не заметили, как в гонке этой обронили главное, что человека от биоробота отличает. За достижение почитает, гордимся – вот как распрекрасно получается у нас не только телом распоряжаться, но чувствами своими. Свою рыбью невозмутимость выдаем за достоинство и снисходительно классифицируем человечность эритян, их чистоту и открытость, как анахронизм – нецивилизованные, какой с них спрос. А они более люди, чем мы. Ты хочешь, чтобы я, наконец, обрел прежнюю невозмутимость и разумно оценил ситуацию. "Да, – скажу я себе, – что тут поделаешь". И спокойно займусь каким-нибудь чрезвычайно важным делом… Мне отвратительна наша "разумность"!– Пожалуйста, перестань. Просто замолчи и все.Он сжал челюсти.– Замолчи, – снова тихо повторила Линда. – Это все неправда.– Не все, – угрюмо возразил Андрей.– Думаешь, я не понимаю, что ты умираешь от страха за нее? Но это как-то по-другому должно быть… конструктивно.– Но что я могу для нее сделать?! Помоги мне, подскажи! Я больше не могу так бессмысленно ждать!– Андрей, ты и сам знаешь – мы и Адоня разные. Способности ее нечеловеческие, ими не владеем ни ты, ни я, никто из нас. Через это не переступить. Рисковать еще кем-то из эритян?..– Нет. Мы не знаем, что там с ними происходит. Линда, столько времени прошло, и я понятия не имею, что с ней, жива ли она!– Андрей, тебе не показалось, что в последний раз Адоня ушла сама? По крайней мере, это случилось не неожиданно для нее. – Опустив голову, Андрей молча слушал. – А если она смогла подчинить это явление? Надо ждать. Это единственное…Он резко поднял голову, в упор посмотрел на нее.– Не надо меня утешать, ладно? Ты не можешь мне сказать ничего, что я сам не знаю. И про последний ее уход. Ты очень хорошо говоришь, как раз то, что я хочу слышать. И так и тянет ткнуться тебе в жилетку и повсхлипывать. А ты будешь гладить меня по голове и говорить успокоительные слова. Не делай меня слабым. Разве что-то изменится? Ты поняла, что я хочу сказать? Я не твой пациент, поэтому запрещаю всякие твои психотерапевтические беседы.– Да, командор, я поняла.Линде захотелось заплакать, так больно ей было смотреть на него. Он сидел перед погасшим экраном. Большие руки, лежащие на пульте были какими-то безвольными, бессмысленными… Но и теперь он не позволял жалеть себя.– Линда, – заговорил он, не поднимая головы.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52