но я должен был об этом узнать. И магистр, и я должны были узнать, так как, кроме чисто практических соображений, согласно нашей гностической философии, величайшая трагедия (вторая, первая – это вообще родиться в этом мире) – это жить в неведении, ибо неведение – оружие Сатаны. Неведение трояко: неведение Бога, неведение этого мира, неведение себя. В данном случае отказ от знания того, что произошло в часовне, – каким бы мучительным это знание ни было – означал бы все три стороны неведения. Во-первых, неведение Бога, так как происшедшее с бедной Барбарой и другими раскрывает направление его святой воли; во-вторых, неведение этого мира, так как извращенная воля Томазо делла Кроче проявила себя в кровавых деяниях; и в-третьих, неведение себя, так как, выдерживая ужасные известия, принесенные Витторино, мы измеряем глубину своего мужества. Нет, я не хотел выслушивать это, но понимал, что должен.
Магистр Андреа и я вернулись в Рим, как солома, несомая ветром, без всякой цели, кроме самой простой. Мы надеялись хоть что-нибудь узнать о госпоже Лауре. Кроме того, мне стало казаться, что, послушав рассказ Витторино, магистр начал намеренно искать столкновения с доминиканцем.
– Он придет за нами в свое время, – произнес он мрачно, и я похолодел, понимая, что он употребил мои собственные слова.
– Может быть, нам следует сделать все возможное для госпожи Лауры, а потом вместе уехать из города?
– Нет. Если мы хотим помочь моей дочери, то никто не должен видеть, как мы носимся по Риму именно с таким намерением. Мы должны быть более осмотрительны. Мы наведем справки. У меня еще есть люди, которые нам помогут. Нам неизвестно даже, где ее содержат, вначале надо узнать это. Терпение, Пеппе, даже в такие трудные времена.
Я разозлился и ничего не понимал.
– Терпение? – воскликнул я. – Вам совсем нет до нее дела!
– Никогда не говори мне этого! Никогда! – резко произнес он дрожащим от чувства голосом, и меня поразила его горячность. – Что ты знаешь об отеческой любви?! Как ты можешь представить себе муку, которая терзает мое сердце день и ночь, сны, полные кошмаров! Меня постоянно сжигает боль от того, что я ее потерял…
Я открыл рот, но сказать ничего не мог.
– Мне так не говори, Пеппе. Поверь, я знаю, как ты ее любишь, но не думай, что моя любовь слабее. На самом деле она бесконечно сильнее.
– Магистр, я… я прошу прощения…
– Ты прощен, Пеппе, – сказал он, уже спокойнее. – Я понимаю, что ты сказал так от отчаяния, а не от злобы. Никого из нас нельзя обвинить. Обещаю, что скоро мы начнем ее искать.
Он положил свою руку поверх моей и поцеловал меня в лоб.
– Даю слово, – сказал он.
Так что мы вернулись в дом, в котором не были столько лет, и стали жить, каждый день ожидая, что в дверь забарабанит кулаком Томазо делла Кроче.
– Вы ведь хотите, чтобы он пришел, правда? спросил я тихо.
– Да, хочу. В конце концов нам придется свести счеты. Чем скорее настанет окончательное столкновение, тем лучше для всех нас. Я говорил тебе уже однажды, что он меня ненавидит лично. Пусть так и будет. Так или иначе, но я с этим покончу.
И от его слов я снова весь похолодел.
Следующим вечером случилось то, что оказалось для меня странным и отнюдь не приятным сюрпризом, точнее, это было просто потрясение. Проходя мимо неплотно притворенной двери кабинета Андреа де Коллини, я услышал спор: слышны были повышенные голоса двоих, один голос принадлежал магистру, кому принадлежал второй, я пока не знал, но этот голос сразу показался мне очень знакомым.
– Я просил вас только выполнить поручение, – говорил магистр.
– Я это и сделал.
– В таком случае, контракт между нами закончен, друг мой.
– Нет! – воскликнул другой голос, и я сразу понял, кто там вместе с магистром. Это казалось невозможным – какая между ними может быть связь? И все же я знал, что так и было.
Я распахнул дверь и вошел в кабинет.
– Пеппе… – сказал магистр, сделав шаг вперед, словно пытаясь не дать мне войти, но тут же поняв, что уже слишком поздно. – У меня… у меня тут гость.
– Да, – холодным тоном ответил я, – вижу. И я взглянул прямо в глаза человеку, которого мы, уроды, звали Череп.
– А, Пеппе, – сказал он тоном, который мне со всем не понравился, – мы снова встретились! Кто бы мог подумать?!
– Дон Джузеппе. Действительно, кто бы мог подумать?
– Вероятно, нас обоих можно простить за то, что мы надеялись, что больше не увидим друг друга.
Магистр Андреа явно почувствовал себя неловко.
– Слушай, Пеппе… я потом тебе объясню… все, что ты должен знать…
– Не надо никаких объяснений! Я не вправе знать ни кто ваши друзья, ни чем они занимаются. Это ведь ваш дом. Я здесь гость.
– Пеппе… не сердись на меня…
– Но я требую для себя лишь одного права, а именно, права знать обо всем, что касается госпожи Лауры. В этом вы не можете мне отказать. Ведь вы говорили о ней?
Магистр устало вздохнул и сел за письменный стол. Череп, с пародией на улыбку на своем залатанном лице, повернулся ко мне и сказал:
– Полагаю, немного удивительно, что этот благородный господин и такой, как я, оказались знакомы. Не старайся это отрицать, Пеппе! Мы же несколько лет вместе влачили существование в том кочевом аду…
– Неужели ты думаешь, что я могу хоть на миг забыть о тех годах? На одну секунду?
Дон Джузеппе помотал головой.
– Нет, – тихо ответил он, – не думаю.
– Ты покинул маэстро Антонио, как я понимаю?
– Не совсем, дружок. Он покинул меня. Держать меня стало небезопасно.
– Да ну?
– Однажды вечером я слишком много и слишком громко говорил в одной таверне. Кто-то подслушивал. Кто-то слышал меня, и сведения были переданы Инквизиции.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103