Ему хотелось забыться, ни о чем не думать, но раз пробужденные думы не покидали его. Вспомнилось: кто-то вошел к нему, наклонился над самым лицом: «Иди, сиротина». Яркий сноп факела ослепил его. Но ярче и горячее огня загорелось вдруг от простых этих слов сердце. Он вышел, покачиваясь, на двор. Морозный воздух таким хмелем ударил в голову, что он повалился без чувств в сугроб. «Иди!» — крикнул чей-то голос и, пробудившись от теплой блаженной дремоты, он побежал… Был лютый рождественский сочельник. Улицы клубились в морозном тумане. Умявшийся снег хрустел под ногами так, точно земля была усыпана белыми вкусными сухарями. Он не чувствовал ни стужи, ни голода, ничего, кроме дикой, всепокорящей радости освобождения. «Воля!» — свистел могучим разбойничьим посвистом полуночный ветер. «Воля!» — звонко и неумолчно хрустело под ногами. Улицы, избы, земля и холодное небо кружились, смеялись, пели. Захватывало дух от быстрого бега, билось сердце, но нельзя было остановиться, сдержаться… И вдруг закружилась земля, какая-то страшная сила на полном ходу метнулась под ноги, и все исчезло… И потом — может быть, в тот же час, а может быть (кто знает счет времени, кто разберет сроки в одиноком человеческом сердце?), может быть, через долгие годы — кто-то подошел вплотную, положил руку на плечо. Он сонно приоткрыл глаза. «Свет!» — кольнуло в мозгу и сразу вернуло к жизни. «Воля!»— крикнул он истошным голосом и вдруг, в первый раз за всю свою жизнь, заплакал. Чужая рука крепче сдавила его плечо. Из-за угла спешили какие-то люди. Он собрался с силами, подавил в себе слезы. А чужой человек наклонился над ним, дохнул винным перегаром в лицо. «Так, сказываешь, воля, молодчик?» — он мигнул стрельцам: «Вяжите! Всех государем волей пожалованных давно изловили, токмо тут упрели, тебя догоняючи!…»Афонька, затаив дыхание, вслушивался. Голоса то приближались, то снова слабели и таяли. И вдруг, когда узник уже отчаялся, дверь отворилась.Савинка не пошевелился. Стрелец ударил его батогом по спине.— Ниц! Царь-государь жалует!Оба узника распластались перед Алексеем. Тот, задыхаясь от невыносимого смрада, оттопырил губы.— Чьи будете?— Афонька я, — всхлипнул Афонька и умоляюще приподнял голову.— А ты?Савинка медленно, по слогам, назвал себя. Царь задыхался. Одутловатое лицо его посинело, двойной затылок, свисавший складками, побагровел.— На двор их! — кивнул он стрельцам и, грузно опираясь на посох, заторопился вон.С удовольствием подставив лицо ветру, царь жадно глотал студеный воздух. Ему принесли обитую объярью лавку и, бережно взяв под локти, помогли сесть.— Так, сказываешь, Афонька? — степенно разглаживая бороду, спросил царь.— Воистину так… Господи! Почто мне милость такая, что сам государь медовыми устами своими недостойное имя мое речет?Алексей, поддаваясь льстивым словам, повернулся к стрелецкому голове.— А, сдается нам, не погибла еще душа в сем холопе.Он милостиво подставил Афоньке свой сапог для поцелуя.— Каков грех привел тебя на тюремный двор, сирота?— Сестру мою за долги подьячий к себе отписал. А долгу за собой я не ведаю, — слезливо заговорил Афонька. — Разорили меня те подьячие… Не можно мне было терпети, зреючи, как тягло они не толико в казну волокут, колико в свою хоронят мошну. А и в сердцах ночкою темною я маненько помял бока тому подьячему.Алексей с недоумением поглядел на узника.— Ты, что же это, на государственность, выходит, печалуешься? Тяглом, сказываешь, дьяки придавили?Афонька понял, что наговорил лишнего и, чтобы выпутаться, возмущенно тряхнул головой.— Я? Да язык мой богомерзкий отсохни! Ни в жисть!… Не на государственность, а на того подьячего, что сестру мою загубил. На него, окаянного.Царь топнул ногой.— Мой-то холоп окаянный? Смутьян!Стрелецкий голова схватил Афоньку за волосы.— Не пожалуешь ли, государь, убрать его?— Убрать! — крикнул Алексей. — Да в железа обрядить от сего дни до светлого дни воскресения Христова.Афоньку поволокли в подземелье. Царь перевел свой взгляд на изнуренное лицо Корепина.— А, сдается, видывал я тебя и о прошлом годе. Давно на тюремном дворе?— Не ведаю, государь. Потерял я счет Господним дням.— Три года, преславный, без малого — сообщил дьяк, поклонившись низко царю.— Три года! — поднял глаза к небу Алексей. — Эко страждут, Боже мой, людишки твои!Он поплотнее укутался в шубу.— Каешься?Савинка привстал на колени и прижал руку к груди.— Каюсь и на едином челом тебе бью: повели меня казнью казнить!… Не можно мне больше терпеть.Алексей снял шапку и перекрестился.— А не гоже, сиротина, смерть кликать.Неожиданно поднявшись, он объявил великодушно:— Жалуем мы тебя не смертью, а волею!И, склонив голову к дьяку, строго шепнул:— До богоявленьего дни пущай пообдышится. А там сызнов на тюремный двор доставить.Едва очутившись за воротами, Савинка услышал за собою шаги. «Язык», — догадался он, но не оглянулся и с силой сжал кулаки: «Попытайся, излови!». Не торопясь, он направился к рынку и вскоре замешался в толпе.Позднею ночью в застенок привели почти всех выпущенных царем на свободу. Тюремный дьяк пересчитал изловленных и с кулаками набросился на языков:— Четырех проспали, анафемы!— Трех.— Четырех!— А четвертого повелел государь до крещеньего дни не займать.— Идол!… Мало ли что с доброго сердца царь изречет.В тот же час по Москве, по трущобам и тайным корчмам, забегали соглядатаи, тщетно разыскивая Корепина. Невдалеке от избы Григория-гончара притаилась засада. * * * Довольный проведенным днем, царь сидел в глубоком кресле и, отхлебывая подогретое пиво, диктовал Грибоедову расходную записку:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209 210 211 212 213 214 215 216 217 218 219 220 221 222 223 224 225 226 227 228 229 230 231 232 233 234 235 236 237 238 239 240 241 242 243 244 245 246 247