Алан исподтишка изучал ее. Уже не девочка, она еще не казалась и женщиной. Почти не похожа на отца и мать. На плечах ее лежал льняной платок с вытканными на нем золотыми львами на белом фоне, подчеркивавший ее бледность и скрывавший волосы. Золотое ожерелье вокруг тонкой шеи казалось массивным и тяжелым, больше походило на тюремную цепь. Люди благородных кровей воздерживались от мяса в день Всепрощения. Овощи и рыба лежали нетронутыми на ее тарелке. Она ела только хлеб, хотя дважды прикладывалась к чаше с вином, предложенной заботливой Антонией. Рядом сидел принц Беренгар, он с аппетитом ел и пил.Наконец бледная девушка склонилась к епископу и заговорила:— Почему господин мой отец не может соблюдать Святую Неделю по-божески?Антония ласково коснулась ее руки.— Никогда не говори так, дитя мое. Все мы должны принимать ношу, которую Господь и Владычица дают нам.— Мой господин отец — дурак, — прошептала Таллия и густо покраснела.— Не говори так, дитя мое. Он простоват, но разве не сказано в Святой Книге, что простые духом ближе к Господу?— Вы слишком добры, поэтому так говорите, — отвечала Таллия, с сожалением глядя на то, как принц Беренгар громко потребовал вина. Госпожа Сабела делала вид, что не слышит громкого голоса супруга.Но слуги заторопились к нему, и Алан заметил, как Сабела сделала знак рукой одному из своих людей. Через минуту двое крепких молодых людей осторожно вывели принца Беренгара, запевшего тем временем непристойную песню, которую Алан раньше слышал в воинских казармах.— Долго ли пробыл у вас брат Агиус? — спросила епископ, обратившись к графу Лавастину.— Он прибыл сюда год или два назад. Спросите кастеляншу, она помнит лучше.— А он хороший человек?— Он весьма благочестив. Не запятнал своего имени ничем.— Он суров, мой господин, в наложении епитимьи. Суровость — добродетель тех братьев, что посвятили жизнь искоренению собственных грехов, не чужих. Не все души, рожденные на этой земле, наделены силой для духовных подвигов. Я хотела бы обратить ваше внимание, граф, на ребенка, которого я видела стоящим на коленях утром. Сорока дней покаяния для нее достаточно. Она молода, симпатична и несвободнорожденная. Не лучше ли выдать ее за какого-нибудь молодого человека? Тогда она искупит грехи перед Господом и Владычицей, родив множество прелестных молодых сыновей и дочерей. И тем самым удовлетворит свою потребность в земных утехах, что естественно для человеческой природы. Ибо все люди, включая самого блаженного Дайсана, от века подвержены плотским искушениям. А рожденные ею здоровые дети будут работать на ваших полях, граф Лавастин. Если Господь со Владычицей удостоят наши сердца своей благодатью, мы усерднее будем служить им, помогая тем, кто служит нам, и будем процветать в будущем.Граф склонил голову в знак согласия.— Благодарю за совет, ваше преосвященство. — Алан не мог понять, говорит граф искренне или глумится. — Так как мои люди женятся без позволения, я не всегда знаю, женат тот или иной солдат или нет. Я поговорю с капитаном и кастеляншей, и они решат вопрос быстро и ко всеобщему удовлетворению.Сабела, наблюдая за разговором, приподняла брови, будто чего-то ждала. Но чего? Епископ Антония спокойно кивнула, улыбнулась и переключила внимание на Таллию, уговаривая ее съесть что-нибудь.— Твоя любовь к Господу и Владычице, дитя мое, пример для нас всех, но тебе надо поддерживать свои силы.— Да, ваше преосвященство, — покорно отвечала девушка, взяла в руки кусок хлеба и, повертев в руках, съела, запив глотком вина. У Алана засосало под ложечкой. Он пил только воду и съел немного хлеба, как полагалось во время Святой Недели. Он вздохнул и пошел на кухню за вином.
На рассвете следующего утра Алан проснулся от стука в ворота. Он поднялся по лестнице и увидел перед собой мастера Родлина.— Подымайся быстрее! — резко сказал тот. — После утренней службы господин граф приведет сюда ее высочество госпожу Сабелу посмотреть на вождя эйка. Прими все меры предосторожности. Пятеро моих людей тебе помогут, если надо, пришлю еще.Но Алан предпочел позаботиться обо всем сам. Он стоял позади прикованных цепями собак, пока граф и его гости входили внутрь ограды. Их сопровождали кастелянша, брат Агиус и капитан, поэтому на псарне стало многолюдно, что раздражало ее обитателей. Собаки лаяли и рычали, взывая к своему хозяину. Граф Лавастин подошел к ним и, гладя страшных животных, стал называть их по именам: Радость, Ужас, Стойкий, Рьяный, Вспышка, Страх, Привет, Тоска и Ярость. Старая Вражда умерла зимой. Радость, наоборот, готовилась принести потомство. Собаки лизали руки Лавастина и стучали своими толстыми хвостами по деревянной балке, к которой крепились их цепи. Принц Беренгар попытался подойти поближе, пообщаться с «милыми собачками» и был бы неминуемо разорван на части, но Алан очень тактично его удержал. Сабела заботилась, чтобы ее мужу было оказано абсолютное уважение. Лавастин коротко кивнул Алану и вернулся к гостям.— Сидеть, — тихо сказал Алан собакам, а сам пошел к клетке, чтобы посмотреть, как Сабела, епископ и прочие осматривали пленника. Тот, в свою очередь, изучал их спокойно, не издав ни звука. Тяжело, наверное, когда тебя изучают так, как лошадь, выставленную на продажу. Алан неожиданно для себя посочувствовал пленнику. Разве не должен он был ненавидеть всех эйка за все, содеянное ими, за брата Гиллеса и Монастырь-на-Драконьем-Хвосте?— Воистину, пути Господа и Владычицы неисповедимы, — говорила тем временем Антония. — Такого страшного создания мне видеть не приходилось. Хотя и знаю, что все живущие на Земле суть творения Господа.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159