Не успел он произнести это — пресвятая дева Мария,—старичок разразился градом комплиментов, из которых самым приличным был насчет ворья, которое он устал пускать в свой дом. Не став слушать дальше, дон Назарин снял шляпу и, отвесив поклон, удалился.
Мывшая посуду женщина указала ему участок, обнесенный ветхой изгородью, поверху которой росла ежевика вперемежку с крапивой. Через узкий лаз Назарин проник внутрь и увидел заброшенную постройку: едва поднявшиеся от земли и обросшие кудрявой желтой травой кирпичные опоры, в расстановке которых угадывался некий архитектурный замысел. Повсюду рос дикий ячмень высотою в пядь, а между двумя довольно высоко уже выведенными стенами перекинулся навес из жердей с набросанными на них дроком, соломой, землей — сооружение крайне хрупкое, но не совсем бесполезное, так как под ним укрылись трое нищих: супружеская пара и бродяга на деревянном протезе. Расположившись со всевозможными удобствами под сим примитивным кровом, они развели костер, приспособив над ним горшок; время от времени женщина снимала крышку и помешивала содержимое, мужчина яростно раздувал огонь. Одноногий парень стругал большим ножом щепу и заботливо ее в костер.
Назарин спросил у них пол полепи я тоже устроиться под навесом, на что бродяги отвечали, что эта некогда частная собственность нынче ничья и что любой может устраиваться здесь без всякой бумажки. Так что пусть новоприбывший располагается здесь на ночлег, но не ждет приглашения к ужину — ведь они и сами люди неимущие, беднее того, кто эту самую бедность выдумал, и поэтому могут лишь принимать, но отнюдь не давать. Наш кающийся странник поспешил успокоить их, сказав, что только просит разрешения положить в костер свои картофелины, а затем предложил им хлеба, который они приняли без излишнего жеманства.
— Ну, что слыхать в Мадриде? поинтересовался старик нищий.— Мы, как эти деревеньки обрыщем, думаем туда на святого Исидора поспеть. Что-то в этом году нас ждет? Беднеет народ, а? И торговля, говорили мне, худо идет? Слыхал я, Сагасте отставку да ют. Кого-то теперь новым головой выберут?
Дон Назарио вежливо отвечал, что о торговле ему ничего не известно, да и до Сагасты и до нового головы ему не больше, чем до императора трапезундского. На этом беседа закончилась; трое бродяг уселись вокруг Горшка, не пригласив новенького; Назарин испек свои Картошки, и все четверо недолго думая улеглись, кто где мог, стараясь выбрать уголок поуютнее. Новичку досталось самое плохое место, с краю, но он, по-прежнему крепкий духом, отнюдь не почувствовал себя ущемленным. Подыскав подходящий камень вместо подушки, он поплотнее завернулся в свою накидку и лег, вполне довольный, надеясь, что чистая совесть и телесная усталость скоро вознаградят его крепким сном. Пес, свернувшись клубком, пристроился у него в ногах.
Среди ночи его разбудило ворчание собаки, которая вдруг залилась громким лаем, и, оторвав голову от своей не слишком-то мягкой подушки, Назарин различил темную фигуру — мужчину или женщину, этого он в первый момент не понял — и услышал шепот:
— Не бойтесь, святой отец, я это, Андара. Хоть вы и не хотели, а я за вами пошла.
— Безумная! Что тебе здесь надо? Смотри, сейчас разбудишь этих... сеньоров.
— Погодите, дайте сказать. Я-то шуму не делаю, это пес проклятый разлаялся. Так что шла я за вами и вижу — вы сюда зашли... Да не серчайте. Хотела было я вас послушаться и остаться, да ноги меня понесли. Такое вот дело — незаметное... Сама не знаю, что со мной творится. Только идти мне за вашим преподобием на край света, а нет — так хоть сейчас в могилу... Да вы спите, спите, а я тут хоть на травке полежу, передохну — сна-то все равно нет, у, хреновина!
— Ступай отсюда или молчи,— отвечал добрый клирик, вновь преклоняя многострадальную голову на жесткое изголовье.— Что скажут эти сеньоры? Слышишь, ты уже разбудила их своим шумом.
В самом деле, парень с деревянной ногой, лежавший ближе всех к Назарину, стал ворчать спросонья, и пес снова был вынужден призвать к порядку незваную гостью. Но вот наконец воцарилась глубокая тишина, нарушаемая лишь звучным храпом пожилой четы. Вся компания проснулась с первыми лучами солнца, не исключая и дона Назарио; не увидев Андары, он был немало удивлен и решил, что все это ему просто привиделось. «Штатные» нищие и «кандидат» завели между собой разговор, и старики так жалостливо расписали Назарину все беды, обрушившиеся на них в этом году, что тот, воссочувствовав, отдал им свой последний капитал, а именно монетку в пять сантимов, что дали ему погонщики. Вскоре появилась и Андара, сразу же объяснила свое неожиданное исчезновение. А дело было в том, что, не в силах с непривычки уснуть на такой жесткой постели, она поднялась еще до света и, выйдя на дорогу взглянуть, что это за место, сразу узнала в нем Мостолес — большое село, куда она часто хаживала из своей находившейся неподалеку деревеньки. Рассказав это, она добавила, что с соизволения дона Назарио пойдет проведать, не живут ли здесь еще две сестры — ее подруги Фабиана и Беатрис, одну из которых еще в Мадриде обхаживал некий мясник, а потом они поженились и открыли в Мостолесе трактир. Клирик с легким сердцем разрешил ей отправиться на поиски своих приятелей хоть на край света, так как ему вовсе не хотелось навсегда получить в спутницы подобное существо. Час спустя, когда Назарин вел оживленную беседу с козопасом, угощаясь от его щедрот хлебом с молоком, он увидел, что его спутница возвращается, понурая и опечаленная, и пришлось ему уеИз поНз, хочешь не хочешь, выслушать от нее новости, поначалу не вызвавшие и нем никакого интереса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63