Молодым человеком он слыл самым известным коллекционером чувствительной литературы в Старом Свете. Теперь, на смертном одре, благодаря магическим заклинаниям, которые его предок-пират вывез с Пряных Островов, он находился в самом центре величайшей мелодрамы, которую когда-либо видел свет. Он дергал за ниточки, и его марионетки интриговали, убивали, любили и воровали…
У его постели, держа голову на коленях, сидел Ватек, выложив на покрывало очередной черновик завещания. Доктор Вальдемар, ползая на руках, хлопотал в углу, готовя очередной раствор.
За окном была темная грозовая ночь…
24
Они вылезли из камина в главном зале. Там кипела схватка. Женевьева, с красными глазами и оскаленными зубами, бегала вокруг длинного стола, а за ней гнался Жокке, дворецкий, с пикой.
– Сделай что-нибудь, – попросила Антония.
Клозовски не знал, как быть. Он не был уверен, стоит Женевьева между ним и состоянием Удольфо или нет. Может быть, ее смерть на шажок приблизит его к обладанию этой горой денег, к тому, чтобы выполнить предначертанное ему судьбой.
Он шагнул в зал.
– Я Монтони! – провозгласил он. – Я вернулся потребовать то, что принадлежит мне по праву рождения!
Все остановились и воззрились на него.
Он держался величественно, стараясь всем видом показать, что он действительно законный наследник. Годы скитаний были забыты. Теперь он дома и готов драться за то, что принадлежит ему…
– Нет, – раздался другой голос. – Это я Монтони, и я пришел потребовать то, что принадлежит мне по праву рождения.
Это был д'Амато, одетый будто нелепый опереточный бандит, весь в шарфах и перевязях, с мечом, который едва мог поднять.
– Ты что, рехнулся? – поинтересовалась Антония. – Сначала ты был революционером, теперь – пропавший наследник.
– До меня только что дошло. У меня, наверно, была амнезия. Но теперь я вспомнил. Я настоящий Монтони.
Д'Амато оскорбленно взмахнул мечом.
– Тебе никогда не удастся подлым мошенничеством отнять у меня мои деньги, свинья. Прочь от моего богатства! Оно мое, понял, мое! Все монеты, груды монет. Мое, мое, мое!
Этот торговец просто жалкий псих. Меч д'Амато покачивался в воздухе. У Клозовски оружия не было.
– Мое, слышите, все мое!
Антония сунула ему трехфутовую кочергу с раздвоенным концом. Он вспомнил, как д'Амато оскорблял его возлюбленную. Антония была цыганской принцессой, проданной в младенчестве отвратительному Водяному Колдуну, и ежедневно сносила его плохое обращение. Клозовски взмахнул кочергой, и меч д'Амато лязгнул о нее.
– Боритесь с этим, глупцы! – прокричала Женевьева. – Это все ненастоящее. Это заклинание Старого Мельмота.
Торговец яростно рубанул сплеча, и Клозовски едва увернулся. Он ухватил кочергу обеими руками и со всей силы обрушил на голову д'Амато, отбросив того к широкому креслу.
Так и надо этому узурпатору!
Д'Амато сполз на пол, продолжая бормотать:
– Мое, все мое. Я Монтони, настоящий Монтони Удольфо…
Клозовски привлек к себе Антонию, обняв сильной рукой вздымающиеся плечи, и поцеловал девушку, которую он сделает хозяйкой Удольфо.
– Я Монтони, – сказал он.
Он оглядел всех, ожидая, что они признают его.
– НЕТ, – прорычал знакомый голос.
Слово повисло в воздухе, раскатываясь эхом, словно раскат грома.
– НЕТ.
Жокке заговорил. В итоге оказалось, что он не немой.
– Я не могу больше молчать.
У дворецкого голос был как у быка. Клозовски уже слышал этот голос прежде, до сумерек, до бури. Жокке был главарем бандитов, ограбивших послушника Морра. Он, должно быть, всегда знал, что Клозовски – это лишь маскировка.
– Я настоящий Монтони Удольфо, – сказал Жокке.
Стоящие у дальней стены доспехи вдруг ожили, их забрала поднялись.
– А это мои верные слуги.
Это были настоящие смуглые бандиты, многие без глаза или без носа.
– Этот дом и все в нем по праву принадлежит мне.
Жокке для пущей выразительности ударил себя в грудь. Между его шеей и ключицей появилось острие пики и продолжало продвигаться кверху. Жокке взглянул на торчащую из него штуковину, и его горло разверзлось в оглушительном яростном реве.
Его подняло в воздух, легко, словно куклу, и он заскользил по древку пики вниз. Изо рта и носа у него ручьем хлынула кровь. Позади Жокке стоял закованный в броню гигант, поднявший бандита на его же собственную пику. Рядом с гигантом выступала Кристабель, в наряде невесты с побитыми молью шлейфом и вуалью. Клозовски был потрясен.
25
Она, наконец, добралась до двери, толкнула ее головой и поняла, что та не заперта. Впервые за много лет Матильда покинула свою комнату. Она поднялась с трудом, баюкая голову в ладонях. В конце коридора было окно, а за ним она видела долину.
На мгновение она опять стала собой прежней – Софией Галларди из Люччини, – и потом она уже оказалась на подоконнике. Ее голова пробила стекло и оконный переплет, и она полетела вместе с каплями дождя на склон в сотнях футов внизу. Ей казалось, что это падение никогда не кончится. Но оно кончилось.
26
Антония запуталась. Она уже не понимала – и не пыталась понять, кто есть кто.
Жокке извивался, как червяк на крючке у рыболова, а гигант застыл как изваяние. Бронированные бандиты суетились вокруг него, нанося бесполезные удары булавами и мечами.
Одно из окон разбилось, и по залу вместе с дождем и ветром разлетелось облако стеклянных осколков. Это было даже эффектнее, чем финал «Проклятого Кхорном, или Смерть лорда-демона» Жаки Билля де Трувеля.
Стол опрокинулся, являя взглядам отца Амброзио в растрепанной одежде, сплетенного в единый клубок с двумя служанками и одним визжащим поросенком.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75