Рассказ о несчастьях чужих племен ничуть ее не утешил, наоборот. Эта тьма заливает весь мир! На всей земле нет спокойного места. Поедем со мной! Смеется, что ли? Куда она может отсюда уехать?
– Тебе хорошо, – ответила она, наконец, слыша, что от сдержанных слез голос стал густым и неровным. – Ты куда хочешь, туда и едешь. А я тут... как коза на веревке. И все жду, что со мной будет. Йорунн все грозится... У меня было три сестры! Где они все?
– Ну, ладно! – Гельд тоже услышал, что она едва не плачет.
Неожиданно он подвинулся к ней, обнял за плечи и хотел прижать к груди, как обиженного ребенка, но Борглинда вырвалась и отстранилась. Вот еще!
– Все в конце концов может выйти не так плохо! – продолжал Гельд. – Когда-нибудь все устраивается. Жизнь, понимаешь ли, как река: даже если ее завалит камнями, она все равно пробьет себе дорогу. По капельке, по ручейку... Каждый человек хочет жить, и каждый в отдельности делает все, чтобы выжить. И в итоге общими усилиями жизнь налаживается. Видела когда-нибудь муравейник?
– Тебе хорошо говорить! – повторила Борглинда. Слезы наконец отступили, голос стал обычным, и она горячо продолжала: – Жизнь налаживается, если ее налаживать. А если каждый рушит собственный муравейник, тащит на себя свои иголки... И лучшее, что они могут – забиться в щель и ждать! И повторять, что честь – богатство сильных! А слабым, дескать, все прощается! Прощается даже перебить во сне людей, которым клялся в дружбе, и... Копать могилу самому себе! Только так все и выходит! Все хуже и хуже!
– Вот оно что! – тихо и значительно протянул Гельд. – Копать могилу... Ты хочешь сказать, что твой родич конунг... Он прямо сегодня собирается их перебить?
Борглинда молчала, соображая, насколько проговорилась и чем это грозит.
– Понимаешь ли, у меня тут два сундука с цветным сукном, и если ночью будет пожар... – словно стараясь оправдать свой вопрос, опять заговорил Гельд. – Я уже сторговался – мне тут один вандр дает золотое обручье за всю тысячу локтей, а это, знаешь ли, хорошая цена... Будет обидно, если мои сундуки сгорят. А эти фьялли такие упрямые парни – ни за что не дадут себя убить просто так.
– Не беспокойся, – снисходительно ответила Борглинда. Пусть хоть весь свет знает! Ей все равно! – Их будут убивать не тут, а в Медном Лесу на обратном пути. Так что когда Торбранд Тролль придет сюда мстить за своих людей, ты и твое сукно, то есть ты и твое обручье уже будете в Эльденланде. Попутного тебе ветра! Смотри не обожгись, когда из земли плюнет огнем.
– Спасибо! – учтиво поблагодарил Гельд. – Я привезу тебе оттуда маленького тролля с длинными ушами, в корзинке.
– Буду ждать и смотреть в море! – пообещала Борглинда и ушла в дом.
Ей вдруг стало очень холодно. Руки совсем застыли, пока она там стояла возле порога. Кто-нибудь увидит, как она с ним болтает – и завтра вся усадьба заговорит про «укромное темное место». Ну и пусть говорят! Чтоб им всем провалиться!

***

Гельд вернулся в спальный покой, задумчиво покачивая в руке деревянный стаканчик с игральными костями. То, что он узнал во время случайной беседы с девушкой, заслуживало того, чтобы подумать как следует. Разнородные постояльцы усадьбы уже спали, и он ступал осторожно, стараясь не задеть широкие спальные помосты вдоль стен. Сыроватые поленья в очаге дымили, после свежего воздуха двора тут казалось нестерпимо душно.
– Явился наконец! – Бьёрн Точило, товарищ Гельда, с которым они совместно владели кораблем, приподнял голову. – А я уж думал, ты хочешь выиграть у того толстяка весь корабль, а у нас гребцов не хватит... Ты чего такой мрачный? Проигрался?
Гельд молча покачал головой и присел на край помоста рядом с ним. С Бьёрном Точило он был знаком сколько себя помнил, поскольку еще воспитатель Гельда, Альв Попрыгун, владел с ним кораблем на половинных началах. Еще старым, предыдущим «Кабаном». Бьёрну было от пятидесяти пяти до шестидесяти (он сам не знал толком, сколько ему лет), но он был еще крепок и даже не умел предсказывать погоду по нытью своих костей. На его макушке светилась лысина, но окружал ее довольно густой лес пегих волос, полутемных-полуседых. Черты лица у него были крупными, кожа загорелой и темной, зубов не хватало, а небольшие глаза быстро уставали и щурились. Нрава он был беспокойного, но сговорчивого, и Гельд отлично с ним ладил. Бьёрн относился к нему почти как к сыну, и Гельд не возражал, поскольку отца у него не было вообще.
– Знаешь, Точильный Медведь Игра слов: имя Бьёрн означает «медведь».

, похоже, тут замышляется подлое дело, – сказал он наконец.
– Против нас? – Бьёрн насторожился и сел на лежанке.
Гельд опять покачал головой:
– Нет. И когда все это случится, нас тут не будет.
– А! – удовлетворенно ответил Бьёрн и снова улегся. – Тогда пусть.
– Да, но... – нерешительно продолжил Гельд, покачивая на ладони стаканчик днищем вверх и потряхивая кости, будто собирался бросить. – Я тут подумал: если здешние хозяева опять подерутся с гостями, то ведь вся эта кутерьма начнется опять... Помнишь, когда не советовали ходить вблизи Квиттинга...
– Да ну! – Бьёрн опять сел. – Слушай, перестань выражаться как вёльва сквозь сон – я не Один и не умею разгадывать загадки. Говори толком. Что ты там услышал? Надо собираться прямо сейчас или можно до утра подождать?
– Я думаю, что суетиться ночью не стоит, – утешил его Гельд. – Но если здесь сгорят все дома, где мы устроимся со своими товарами летом? А? Я правильно рассуждаю?
На самом деле он рассуждал про себя, мысленно.
– Делай что хочешь! – Бьёрн махнул рукой, опять улегся и отвернулся.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34