– Рисовать – это… приятно.Жан-Марк негромко рассмеялся.– Я бы не сказал, что вы нашли верное определение. Вы работали в таком возбужденном и восторженном состоянии и в своей экзальтации напоминали святого, воспарившего на небеса.– Вы просто богохульствуете. Я уверена, вы не знаете об ощущениях святого. И вам не понять, что он испытывает.– Но вы-то знаете? Расскажите мне.С минуту Жюльетта молчала. Она никогда не пыталась выразить словами то, что чувствовала за работой, и ни с кем не делилась своими ощущениями, но тут неожиданно поняла, что хочет, чтобы он знал.– Меня окутывает лунный и солнечный свет… Я пью радугу, все цвета и оттенки в мире пьянят меня. Мне все удается, и это так прекрасно, что мне больно. – Девушка не сводила глаз с картины. – А иногда я ничего не могу сделать как следует, и это тоже больно.– Можно понять, что в любом случае рисование – весьма болезненное времяпрепровождение. Но зачем же вы так страдаете? Стоит ли?Жюльетта резко кивнула.– О, конечно, стоит!– Ради прекрасного? – тихо спросил Жан-Марк.Жюльетта наконец внимательно посмотрела на него, на его тонкое смуглое лицо и с трудом отвела взгляд. Густые черные волосы Жан-Марка взлохмачены, белая полотняная рубашка расстегнула почти до пояса, открывая повязку и темные волосы на груди. Жан-Марк умудрялся оставаться элегантным и в постели. Силы небесные, как же ей хотелось написать его! Однако он все так же упорно отказывался.– У меня такое чувство, что мой долг – избавить вас от этого болезненного удовольствия, – произнес Жан-Марк. – Лучше сыграйте со мной в «фараон».– Сейчас. Я хочу закончить этот свет…– Немедленно.– В последние дни вы совсем избаловались. По-моему, вы таким и были еще до ранения.– Избалован? – Жан-Марк сел, прислонившись к спинке кровати. – Я ведь не фаворитка королевы. Как можно изнежить бедного делового буржуа?– Я тоже не фаворитка королевы. Она добра ко мне, но привязана к моей матери, – сообщила Жюльетта. – Месье Гииом говорит, что мало кто из дворян так богат, как вы.– Вам незачем слушать сплетни.– Почему бы и нет? Вы о себе ничего не рассказываете. Вы как стекло в зеркальной галерее Версаля. Только отражаете.– А вы, как художница, обнажите мою скрытую душу.– Напрасно иронизируете. – Жюльетта повернулась к картине. – Я уже кое-что узнала о вас.– Да неужели? – Улыбка сошла с лица Жан-Марка. – Любопытно бы узнать.– Вы избалованы.– Позвольте с вами не согласиться.– Вы не терпите, чтобы вас видели слабым и беспомощным.– Что в этом необычного?– Ничего, я и сама этого не люблю. И вы далеко не такой жесткий, каким хотите казаться.– Вы уже об этом как-то говорили. – Губы Жан-Марка скривились. – Уверяю вас, небезопасно делать обо мне такие предположения.Жюльетта покачала головой:– Вчера вы расспрашивали месье Гийома о положении крестьян в округе и дали ему кошелек с золотом для нуждающихся.Жан-Марк пожал плечами.– Некоторые из бедняг, напавших на экипаж, выглядели ходячими скелетами. Неудивительно, что они дошли до полного безумия.Жюльетта продолжала перечислять:– И вы гораздо легче переносите боль, чем скуку.– А вот это я признаю. Сыграйте со мной в карты.Просительная улыбка озарила лицо его редкой красотой. Жюльетта перевела взгляд на картину.– Почему я должна играть с вами, когда могла бы писать?– Потому что я этого хочу, а вы ведь такая кроткая и любезная.– Я не любезн… – Жюльетта осеклась на полуслове, заметив удивленно приподнятую черную бровь. – Врач сказал, что завтра вы можете ненадолго встать. Скоро вы будете обходиться без меня.– И вы вернетесь в Версаль? Жюльетта энергично кивнула.– И буду очень рада не видеть вас больше. Вы смеетесь надо мной, отвлекаете меня от работы, заставляете меня развлекать вас, словно я…– Вы сами решили остаться, – напомнил Жан-Марк. – Я предупреждал, что буду плохим пациентом.– И, видит бог, вы сказали правду.– Сожалею, что вам пришлось нелегко со мной. Уверен, что время, проведенное в этой комнате, вы считаете безвозвратно потерянным.Этот дьявол прекрасно понимает, что все как раз наоборот, разозлилась Жюльетта. Он знал, что ей доставляли удовольствие и острое подшучивание, и успокаивающее молчание. Быть рядом с ним – это подбадривало и возбуждало ее каким-то странным образом. Временами он дразнил ее, словно малого ребенка, в другое время разговаривал с ней так, словно она была взрослой женщиной. Теперь же Жан-Марк обращался с ней с раздражающей снисходительной веселостью, словно она его забавляла, и Жюльетте вдруг захотелось шокировать его.– Я еще сказала не все, что знаю о вас. – Она помедлила, а потом выпалила:– Вы прелюбодействовали с гостиничной служанкой, что подает нам еду.Улыбка сползла с лица Жан-Марка.– Жермен?– Так ее зовут? Та самая, у которой грудь, как у богини Юноны.С минуту Жан-Марк молчал.– Дамы из общества не говорят о прелюбодеяниях, Жюльетта, и, уж конечно, с мужчинами.– Я знаю. – Рука Жюльетты, набиравшая белую краску на кисть, слегка дрожала. – Но все равно это правда.– Почему вы так думаете?– Она смотрит на вас, словно хочет съесть.– Посмотрите на меня, Жюльетта.Жюльетта бросила взгляд через плечо и резко вздохнула, увидев выражение его лица.– У вас есть желание узнать, что я делал с Жермен?К лицу девушки прилила краска.– Я просто поинтересовалась. Не надо ничего описывать.– Описывать? Я говорил не о словах.– Вы снова меня дразните.– Разве?– Да. – Жюльетта добавила белой краски в голубизну неба на картине, отчаянно раздумывая, как сменить тему. – Если мое присутствие вам так скучно, может, следует пригласить Маргариту, чтобы она заботилась о вас?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24