Кузина Кора решила, что тебе понравится филей, поджаренный на решетке.— Что?!— С ирландским элем, Пэдди!— Ну что же... Выходит, первое впечатление не всегда правильное. Не так ли, мистер Пинкус?— Так, старый друг.— А как насчет меня? — завопил Дивероу. — Кто-нибудь меня развяжет?— Ты останешься в таком положении, Сэмюел, до тех пор, тока мы не закончим беседу.— Вы всегда зовете меня Сэмюелом, когда злитесь.— Когда злюсь? Но почему я должен злиться? Конечно, ты связал мое имя и мою фирму с самым омерзительным, коварным преступлением за всю историю цивилизации со времен Среднего Египетского Царства, существовавшего четыре тысячи лет назад. Однако это вовсе не значит, что я зол. Нет, Сэмми, я не зол, я в истерике.— Ну, я пошел, босс, — произнес бывший сержант.— Я позвоню тебе попозже, Пэдди. И постарайся получить максимум удовольствия от своего филея, как если бы это была последняя трапеза в твоей жизни.— Желаю удачи, мистер Пинкус!— Спасибо. Через час зайди за мной и отвези меня в храм, если только я раньше не просигналю тебе.Лафферти быстро удалился. Снизу послышался скрип наружной двери.Сложив руки на груди, Арон молвил спокойно:— Правильно ли я заключил, что тебе звонил не кто иной, как генерал Маккензи Хаукинз?— Вы сами отлично знаете, что это так и что эта крыса не Должен был делать этого.— А что он такого сделал?— Позвонил мне.— Так разве ж есть закон, запрещающий разговаривать по телефону?— Коль скоро речь идет о нас двоих, то, безусловно, есть. Он поклялся на своде армейских уставов, что не будет больше разговаривать со мной до конца своей несчастной, ублюдочной жизни!— И тем не менее он счел возможным нарушить эту торжественную клятву, из чего следует, что он хотел сообщить тебе что-то чрезвычайно важное. И что же это было?— Да он не сказал ничего! — взвизгнул Дивероу, снова напрягаясь в бесплодной попытке освободиться от пут. — Все, что я от него услышал, так это то, что он летит в Бостон повидаться со мной, потому что у него все пошло вкривь и вкось...— Скорее это у тебя все пошло вкривь и вкось, Сэм... А когда он собирается прибыть сюда?— Откуда мне знать!— Тоже верно: отдавшись своей душевной драме, ты не стал его слушать... Учитывая, что он собирается сообщить тебе что-то жизненно важное, ради чего ему пришлось нарушить соглашение никогда не вступать с тобой в контакт, мы можем предположить, что его поездка в Бостон не терпит отлагательства.— Так же, как и мой отъезд в Тасманию, — заметил Дивероу с чувством.— Вот этого-то я как раз и не советовал бы тебе делать, — откликнулся Пинкус столь же горячо. — Ты не должен бежать отсюда, избегать встречи с ним...— Назовите мне хотя бы одну причину, по которой мне не следует его избегать, — перебил его Сэм. — Разве что вы боитесь, что я убью этого сукина сына. Он своего рода сигнал бедствия с «Титаника».— Дело в том, что ты участвовал в ужаснейшем преступлении всех времен, и этот факт он сможет и впредь обращать против тебя и, соответственно, и меня как твоего единственного работодателя с момента окончания тобой Школы права.— Вы-то тут при чем? Это же я, а не вы, вынес из архива более двух тысяч наисекретнейших документов!— Этот эпизод, живописуемый тобою в столь мрачных тонах, — ничто по сравнению со злодеянием, свидетельства коего ты только что пытался убрать со своих стен... Но раз уж ты заговорил о тех бумагах, то был ли какой смысл в их хищении?— Да, был. И подтверждение тому — полученные нами сорок миллионов, — ответил Дивероу. — Как вы думаете, каким образом этот чертов генерал с берегов реки Стикс раздобыл такие средства?— С помощью шантажа?— Совершенно верно. И в этой связи Хауку со многими пришлось иметь дело — от бандитов из «Коза ностра» до кое-кого из англичан, не вполне отвечавших нашим представлениям о кавалерах «Ордена Виктории», и бывших нацистских преступников, чья внешняя респектабельность не могла скрыть того факта, что они по уши в курином дерьме, до арабских шейхов, не гнушавшихся ничем ради сохранения своих капиталов в Израиле. Он снял с них весь лоск и заставил меня заняться ими.— Боже милостивый, а твоя матушка уверяла меня, будто все это — плод твоего больного воображения! И убийцы на площадке для игры в гольф, и немцы на птицефермах, и арабы в пустыне... А оказалось, так оно и было.— Я позволял себе порой лишний бокал мартини и тогда болтал что на ум взбредет.— Она также упомянула, что... Выходит, Хаукинз раздобыл в папках с секретными данными сведения об этих мерзавцах и принудил их согласиться со всеми его требованиями?— Сколь низко вы...— Лучше скажи, каких пределов может достичь человек в искусстве ловчить?— Где же ваши моральные, устои, Арон?— Они при мне. И поэтому я не могу относиться снисходительно к подонкам.— Но зато сможете воспользоваться уликами, обнаруженными вами на моих стенах?— Конечно же нет!— Так какова же тогда ваша позиция?— Не смешивай одного с другим. Какое отношение имеют моральные устои к тому, что развесил ты по стенам?— Никакого, но только до тех пор, пока вы не очутитесь в моем положении.Арон Пинкус молча приложил ладонь ко лбу и, опустив голову, отпил несколько глотков бренди.— Любая, даже самая невероятная проблема должна иметь какое-то решение, пусть не в этой, так в последующей жизни.— Если не возражаете, Арон, я предпочел бы при этой.— Я тоже, — отозвался престарелый юрист. — И поэтому двинем вперед, как любишь ты выражаться на своем неподражаемом народном диалекте.— Куда?— Навстречу генералу Маккензи Хаукинзу, которому мы с тобой объявляем войну!— Вы твердо решили это?— Да, Сэмми. Я кровно, можно сказать, бесконечно заинтересован в победе над ним.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34