– В мои обязанности это не входит, – сообщил он, – Хочу вам сказать, что лично мне все равно, вспоминают или нет в Мадриде о Гамонесе. Я специалист, состою на службе и еду работать, куда меня посылают.– И кто же вас посылает, если позволено будет спросить?Херонимо бережно вытащил из внутреннего кармана куртки сложенную бумагу, которую Кристино только что передал ему в машине, развернул ее, перевернул и положил перед алькальдом. Тот с недоверием просмотрел ее раз и другой. Наконец спросил:– Чья это подпись?– Вот здесь написано, – Херонимо указал ногтем место повыше подписи. – Генеральный директор управления по делам культуры.Маленький человечек прокашлялся, опять сунул палец в ухо, беспокойно заерзал на стуле и наконец согласился:– Крепостной холм – это собственность общины, так что сложностей у вас с раскопками нет. Или, вернее, я по крайней мере, как лицо должностное, запретить их не могу.На площади старуха, все еще стоявшая возле грузовичка, сообщила им, что сеньора Олимпия, что живет в доме на задах церкви, готовит обеды для приезжих. Сеньора Олимпия, женщина лет шестидесяти, крепкая, с тоненькими волосками на подбородке, разговаривая с ними, непрестанно входила в загон для кроликов и выходила, она носила охапки молочая.– Не беспокойтесь, – сказала она наконец. – В два будет вам обед.У машины Херонимо вытащил карманные часы.– Десять двадцать, – раздосадованно сказал он. – Эта дрянь алькальд заставил нас потерять больше часа.Машина подскакивала на выбоинах, и Фибула схватился за голову:– Ну и автострада!Анхель и Кристино с любопытством рассматривали огромный скалистый гребень, желтоватые вогнутости карниза, на которые показал им Херонимо. Проехав первый поворот, они увидели прибитую к стволу ореха доску, на которой каракулями было написано объявление.– Подожди! – сказал Фибула. И, едва Херонимо остановил машину, прочитал и присвистнул: – «За-пре-ща-ет-ся-де-лать-рас-коп-ки», – он стукнул кулаком по ладони другой руки. – Вы поняли? Ну и дикий народец. Вот вам их любовь к культурному наследию, а все остальное – сказки.Херонимо положил в рот леденец и поехал дальше.– Я бы так не сказал.– Что ты имеешь в виду?– Почем я знаю? Этот недоносок алькальд намеренно чего-то недоговаривал, темнил. Подозрительный дядька. К тому же еще вчера вечером, когда мы, возвращаясь, проезжали здесь через площадь, какой-то проклятый паралитик сделал в нашу сторону непристойный жест, ничего не крикнув. Не знаю, мне кажется, они настроены враждебно к нам. Тут страстно ненавидят дона Лино, тот из соседнего селения, а нас, хочешь не хочешь, рассматривают как его сообщников. У меня такое впечатление, что они нас всех в один мешок свалили.– Значит, этот дон Лино не из Гамонеса? – спросил Кристино.– Конечно, нет. Он из Побладура, селения, граничащего с этим. Вот в чем сложность. Вы же знаете: Сосед соседу глаз выдерет.Едва они снова тронулись в путь, как Фибула, выпрямившись на заднем сиденье, посмотрел в ветровое стекло между головами Херонимо и Кристино.– Глядите, еще одна! – И, смеясь, прочел: – «За-пре-ща-ет-ся-де-лать-рас-коп-ки». – Он снова захохотал, – Во дают, не скажешь, что им не хватает воображения!Херонимо поставил машину у скалы, на которой, невысоко от земли, грубо выведенное черной краской, предстало перед ними в третий раз все то же предупреждение. Пока они вытаскивали из багажника мотки веревки, мотыги, лопаты и вешки. Кристино, пригнув голову к плечу и глядя на Херонимо, спросил у него:– Как по-твоему, эти объявления для нас развешаны?Херонимо мрачно пожал плечами.– Откуда я знаю? Для дона Лино, для нас, для черта, дьявола, для господа бога. Для всех вместе и ни для кого в отдельности, так я полагаю. Это предупреждение.Небо по-прежнему было затянуто, но уже какой-то нежный молочный свет, слабое сияние пробивалось сквозь тяжелые серые тучи. Кристино поднял глаза.– Туман, – сказал он, – После обеда рассеется.– Сразу, парень, ясно, что ты из деревни, – засмеялся Анхель.Они молча постояли около ямы, перед тем как начать работать, так было у них заведено. Первым прервал молчание Фибула, предварительно облизнув верхнюю губу:– И как подумаешь, что здесь десять миллионов бабок тысячи лет пролежали в земле, удавиться можно, ребята!Детское личико Анхеля осветилось улыбкой,– А что бы ты сделал, если б нашел?– Я? Рот бы себе заклеил, переплавил все, выждал время да и зажил бы в свое удовольствие. Ей-богу!– Не говори глупостей, – вмешался Херонимо.– Глупостей? Ты и в самом деле веришь, что это глупость? Думаешь, наша работа когда-нибудь даст нам десять миллионов?Херонимо машинально дважды пожал плечами.– Хороши бы мы были, если бы занимались только тем, что считали миллионы, – сказал он презрительно, – Ты что, никогда не думал о том, что докапываться до истоков, до самых глубин, в которые уходят наши собственные корни, есть само по себе нечто настолько прекрасное, что не идет ни в какое сравнение с деньгами?Фибула с сомнением пожал плечами,– Не знаю, старик. Если ты говоришь…Анхель подошел к самому краю скалы и нагнулся. Внизу маленькое стадо коров, за которым приглядывал мальчик, спускалось от мельницы к реке, и гармоничный перезвон колокольцев четко долетал до вершины крепостного холма. На тропинке, тянущейся по правому склону, жал на педали велосипедист, а на полпути, по ковильясской дороге, лениво полз желтый рейсовый автобус. Внезапно Анхель схватил Кристино за руку и, смеясь, потащил к краю уступа сопротивляющегося друга.– Отпусти ты, идиот! – Кристино вырвал руку, когда был уже в трех шагах от пропасти. – Ты что, не знаешь, что у меня голова кружится?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30