– Даже если и так – в чем я сомневаюсь, – потеря невелика. Этот Папа совсем не тот человек, каким был Клемент. От Клемента, да покоится он в мире, было гораздо больше проку. Ох, он имел склонность шутить и, Бог не даст соврать, проявлял неравнодушие к мирским удовольствиям, но в остальном был человеком по-настоящему набожным и заботился о своей пастве. Этот же сидит у себя в апартаментах и считает Божьи деньги, что, по моему искреннему убеждению, самого Бога волнует мало.
– Наверно, для того он и создал человека по своему образу и подобию – чтобы считать его деньги.
Де Шальяк улыбнулся.
– Оригинальная точка зрения, коллега.
Из-за двери донесся долгий, страдальческий стон.
– Не могу больше выносить ее мучений, – сказал Алехандро, когда очередная схватка закончилась. – Неужели нельзя ничего дать ей?
– В моей аптечке ничего такого нет.
* * *
Час спустя, когда обессиленная Филомена лежала в собственном поту, к ним вышла бледная, расстроенная Кэт.
– Что бы я ни делала, ребенок не выходит. Мне не хватает опыта… Нам нужна акушерка, которая приняла не одни роды и знает, как поступать в таком случае. Пошлите Матильду… Она сообразит, кого позвать.
Де Шальяк кинулся к своей престарелой служанке и отослал ее с поручением.
Меньше чем через час прибыла акушерка. Ее сопровождал крепкий парень, с трудом втащивший по узкой лестнице прочное, тяжелое родильное кресло. Стоя вместе с де Шальяком у двери комнаты роженицы, Алехандро смотрел, как по коридору уверенно приближается дородная женщина. Около двери она откинула шаль, полностью обнажив лицо.
Алехандро удивленно открыл рот. Она посмотрела ему в глаза, и он увидел на ее лице то же выражение узнавания.
Однако акушерка оказалась сдержаннее его и никак не проявила своего удивления, просто сказала:
– Вот мы и встретились снова, лекарь. Кому мне придется помогать на этот раз? Опять твоей дочери?
– Нет. Моей жене.
– Ах! Матильда говорит, что схватки у нее начались еще вчера и продолжаются большую часть сегодняшнего дня. Это правда?
– Да. Но за ней очень хорошо ухаживали, ведь моя дочь…
– Нужно было раньше позвать меня, – прервала его акушерка. – Ладно, будем надеяться, что все обойдется.
Мрачные и встревоженные, Алехандро и де Шальяк спустились в библиотеку. Де Шальяк приказал принести вина, и они выпили, чтобы притупить потрясение от того, что только что произошло наверху.
– Как это мы не учли возможность того, что сюда явится кто-нибудь из челяди Лайонела! – воскликнул де Шальяк. – Что за глупость!
– Тогда она была для нас просто служанкой Элизабет, имеющей навыки в том, как принимать роды. Вовсе не акушеркой! Теперь, когда Лайонел уехал, она, возможно, продолжает заниматься своим ремеслом самостоятельно. И при родах у Кэт она все сделала хорошо. Тем не менее… – Алехандро одним долгим глотком осушил стакан. – Нельзя выпускать ее из дома, пока мы сами не подготовимся к отъезду.
– Но это безумие – отправиться в путь с новорожденным младенцем и женой, еще слабой после родов…
– Я готов на все, лишь бы защитить свою семью, – решительно заявил Алехандро.
– Мы не можем запереть ее здесь. Она свободная женщина, и, конечно, ее вскоре хватятся!
– Разве я не был свободным человеком, когда вы держали меня здесь? И разве Кэт не была свободной женщиной, когда Лайонел и Элизабет отняли ее у меня?
На мгновение горечь этого высказывания повисла в воздухе.
– Если мы не сможем задержать ее, – сказал де Шальяк, – остается подкуп. Нужно заплатить этой женщине за молчание.
– И сколько продлится ее молчание? Такие, как она, не могут не трезвонить всем и каждому о своих успехах – вспомните хотя бы, как она вела себя, когда родился Гильом: хвастливая, громогласная…
– Она простолюдинка. Мешок золота надолго заткнет ей рот.
Алехандро, казалось, эти доводы не очень-то убедили.
– Ну, будем надеяться.
* * *
В голосе Филомены отчетливо слышалось отчаяние.
– Я вымоталась и больше ни на что не способна.
– Что ты хочешь, чтобы я сделал? – спросил Алехандро.
– Разрежь мне живот и достань оттуда ребенка, как я когда-то сделала с той бедной женщиной.
– Нет! – воскликнул Алехандро. – Ни за что.
Она втянула воздух и стиснула зубы в мучительной гримасе. Наконец боль утихла.
– Ты предпочитаешь, чтобы я лежала здесь в собственных нечистотах и умерла от боли, не оставив тебе ребенка? Боже милосердный! Алехандро, сделай для меня то, что когда-то сделали для матери Цезаря. Тогда, по крайней мере, ребенок выживет.
– Но, любовь моя, – дрожащим голосом ответил он, – ты-то умрешь…
– Какой же ты глупый, любимый! Я не хуже тебя знаю, что может произойти. Ты должен вырезать из меня ребенка, или мы с ним оба умрем.
Он отвернулся; сердце колотилось так сильно, что стало трудно дышать.
– Пожалуйста, муж мой, умоляю тебя! Если бы я была тогда более умелым лекарем, женщина и ее дитя могли бы выжить… И если бы я имела те знания, которые имею сейчас, а они доступны и тебе благодаря прекрасным рисункам де Шальяка… Однако я сделала слишком глубокий разрез, теперь мне это ясно. Но ты-то можешь разрезать, как нужно…
– Женщина-лекарь! – вмешалась в разговор акушерка. – Бог запрещает такие вещи!
Она повернулась к двери, но успела сделать всего шаг – Кэт схватила ее за руку.
– Отпустите меня! – вскрикнула акушерка, пытаясь высвободиться, но Кэт держала ее крепко и шептала на ухо, перемежая угрозы с лестью:
– Ваша помощь еще понадобится, когда ребенка вынут из утробы матери. Кто лучше справится с этой задачей, с вашим-то опытом? Придется вам остаться.
По бокам от акушерки выросли де Шальяк и Алехандро.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156