– Вот. Одна пилюля утром, две перед сном.
– Когда вы снова нас посетите, доктор?
– Вам необходимы несколько недель лечения. Строго следуйте моим предписаниям.
Гуа вышел из дома Медеса заинтригованным. Если эта женщина не сошла с ума, то она страдает из-за слишком страшной тайны, которую не может вынести ее душа. И он сможет вылечить ее только в том случае, если сумеет освободить ее от этой тяжести.
Секретарь Дома Царя смотрел на свою жену и удивлялся.
– Ты сегодня выглядишь веселее!
– О, это пилюли доктора Гуа! Этот врач – настоящий гений. Взгляд Медеса помрачнел.
– Ты не слишком много болтаешь, я надеюсь?
– О нет, успокойся! Гуа занимается только лечением и совершенно не следит за моей болтовней!
– Тем лучше, дорогая, тем лучше. Никогда не говори ему обо мне и о своем умении подделывать почерки. Ты меня хорошо поняла?
Она прижалась к мужу и нежно заглянула в его глаза.
– Я – лучшая твоя опора, моя любовь!
Медес начинал потихоньку успокаиваться. Ни начальник стражи, ни Верховный Казначей не имели против него никаких улик. Если они даже и подозревали его, что ж! Это вполне нормально, потому что среди придворных – а двор, как всегда, кишмя кишел тысячами сплетен – любой мог оказаться под подозрением! Яд, который разлил Провозвестник, постепенно распространялся, подрывая доверие людей друг к другу и разрушая тем самым основы египетского царства, потерявшего опору и не способного вернуть спокойствие.
Каждое утро Медес поздравлял себя с тем, что у него такой сильный союзник, как Провозвестник. О, он не стремился к жестокости и шел к своей цели окольными путями.
Сегодня Секретаря Дома Царя встревожило зашифрованное известие, и он срочно отправился к ливанцу, предприняв, как всегда, соответствующие меры безопасности. Уверившись, что за ним никто не следит, он передал слуге-привратнику кусок кедровой коры, на котором был изображен иероглиф дерева.
В гостиной на низких столиках ни малейшего признака пирожных.
Ливанец выглядел вовсе не жизнерадостным, куда-то девались его веселость и беззаботность.
– Через несколько дней прибудут товары.
– Ты хочешь сказать, что…
– Их количество будет даже несколько больше, чем заказано. Мы готовы действовать.
У Медеса перехватило горло.
– Послушай, действительно ли Провозвестник это приказал?
– Вас пугают последствия?
– Разве они не будут чудовищными?
– В этом и состоит цель операции, Медес. Если боитесь, отказывайтесь!
– Но Провозвестник мне этого не простит.
– Рад, что вы это понимаете. Но этой ясности между нами недостаточно: теперь вам следует заняться мерами по облегчению административного контроля. И тогда состоится самая масштабная операция. Такая, какой свет еще не видывал!

20

Вечером, как обычно, жрец, отвечавший за светильники в мемфисском храме Хатхор, отправился за маслом в хранилище, расположенное с внешней стороны здания. Масло только что привезли и разгрузили.
Жрец пошел привычным маршрутом и привычными жестами наполнил сосуды. Ему нравилось смотреть на результаты своей работы, и он остановился, созерцая маленький огонек, едва освещавший жилище богини.
Медленным и торжественным шагом он подошел к светильнику, поднес к нему фитиль и направился в тот зал храма, в котором стояла модель ладьи Осириса, свет на которой зажигался раньше, чем в других местах.
Проникнутый значимостью святой минуты, жрец поднес фитиль, чтобы зажечь долгожданный огонь.
В одну секунду масло вспыхнуло.
Огромный столб пламени рванулся ввысь и охватил руки, туловище и лицо бедняги. Пока он, воя от боли, пытался отойти в сторону, пламя охватило священную ладью, а вокруг занялся пожар…
Начальник писцов, как обычно занятый наблюдением за поставками в столицу фруктов и овощей, смотрел недоверчиво.
– Ты гарантируешь мне качество своего касторового масла? Все мои кабинеты должны иметь ровное и яркое освещение.
– Производитель вызывает доверие.
– Я хочу пересчитать кувшины.
– Да я уж их три раза пересчитывал!
– Ты – может быть. Но ты – это не я.
Тщательно проверив количество привезенного, чиновник решился, наконец, поставить свою печать, позволяющую поставщику получить оплату в службе визиря.
Дни предстояли тяжелые, поэтому начальнику писцов потребуется потратить немало дополнительного времени, чтобы наверстать прежние упущения администрации. Учитывая строгость Кхнум-Хотепа, такое положение не могло продлиться долго. И все же сейчас писцам придется попотеть и на ближайшее время отказаться от отдыха, чтобы оказаться на высоте.
Настроение у писцов было соответствующее, но они молча подчинились требованиям начальника. Опасаясь, что могут не удержаться от невоздержанных высказываний, они корпели над папирусами и табличками.
День клонился к вечеру.
– Зажгите светильники, – приказал начальник.
С дюжину ламп вспыхнули одновременно.
Крики ужаса, потом паника… Пожар охватил папирусы, писцовые принадлежности, деревянные сиденья, стены.
Одному молодому писцу удалось все-таки выскочить из этой пылающей печи.
В ужасе он смотрел на город, в разных местах которого к небу поднимались столбы черного дыма. Многие здания администрации были охвачены пламенем.
Шеф-повар ругался не переставая. Пир на тридцать персон! Нужно готовить, а первосортного масла все еще не привезли.
Наконец, в улицу завернули тяжело груженые повозки.
– Твое лицо мне незнакомо, ты кто? – спросил шеф-повар усача, сидевшего на первой повозке.
– Мой господин болен, я приехал вместо него.
– И так опоздал! Рискуешь лишиться места, приятель.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113