Создавалось впечатление, будто у них в резерве находился целый дивизион, готовый…
К чему?
Полицейский заставил ее нагнуться над капотом новенького, с иголочки, «Шевроле Кальдера». Коп произвел наружный обыск и опустошил ее карманы. Трое других полицейских стояли с автоматами на изготовку. Легавый вытащил у Эви бумажник, конфисковал рюкзак и запасные магазины к «Мишкову».
Черт возьми, ну и классная тачка у этих легавых, к тому же еще и пара вертолетов. Одна из машин обшаривала лучом прожектора поверхность Ист-Ривер, а другой завис над мостом, освещая площадку. Сами полицейские тоже были вооружены до зубов.
А кроме того, почти все они были белыми. К тому моменту как легавый сорвал с нее очки и начал подталкивать к закрытому фургону, Эви поняла, что в группе, состоявшей из тридцати офицеров полиции, черных было лишь двое, и никаких латиносов или азиатов.
Эви бесцеремонно приковали наручниками к перекладине внутри машины. Именно тогда ей стало ясно, что в действительности это не что иное, как хорошо закамуфлированная операция Агентства.
После того как машина остановилась, они продержали ее в душном фургоне еще два часа. Внутри было темно, и Эви оставалось одно – сидеть на месте и пытаться, по возможности, не обращать внимания на боль в плече.
«Ну почему я еще жива, Абдель?»
«По-видимому, – раздался ответ, – в какой-то момент мы сделали неверные выводы. Агентству нужно нечто большее, нежели твой труп».
Оказывается, Агентство вовсе не собиралось отправлять ее на тот свет. Хофштадтер действовал по собственной инициативе, снайпер – явно его рук дело. А это объясняет, почему Фрей попытался ей помочь и вовсе не торопился разделаться с ней.
Но это не объясняло, почему «Ангел» отказался признать ее существование.
Это также не объясняло, почему тип с биноклем вел видеозапись. Был уже одиннадцатый час, когда дверь в фургоне открылась. Эви старалась держаться подальше от двери, насколько ей это позволяли наручники и цепь. Задние двери фургона распахнулись, и первое, что ударило в нос Эви, – это специфический запах. Только Нью-Йоркская подземка могла похвастаться таким, ни с чем не сравнимым, букетом ароматов – мочи, столетней копоти, затхлой воды, перегретых трансформаторов и спертого воздуха.
Где-то поблизости прогромыхал поезд. От грохота затряслись стены фургона, и у Эви заныли зубы.
Дверь была открыта, и взору ее предстала необычная картина. Среди грязного растрескавшегося кафеля, почерневших от копоти опор и щербатого бетона были разбросаны новехонькие коммуникаторы, оборудование для электронной слежки. Здесь же находились и десятки людей в полицейской форме.
Небольшой командный пункт располагался в заброшенной станции подземки, но поле зрения Эви было ограничено десятью метрами, поскольку все помещение заливал слепящий свет мощных переносных ламп, свисавших с потолка.
Большинство копов суетились вокруг оборудования и не обращали никакого внимания ни на Эви, ни на ее фургон. Исключение составляли лишь трое.
Двое из них стояли, наведя на фургон дула автоматов. Они явно были из Агентства. Полиция не выдавала своим патрульным офицерам автоматы «Узи». И словно для того, чтобы у Эви не оставалось сомнений, третьим в их компании была Сукиота.
Именно она забралась в фургон. Дверь оставалась открытой, и конвоиры не шелохнулись, когда Сукиота подошла к Эви. Офицерша сжала пальцы в кулак и с силой вогнала его Эви в живот. Это произошло столь стремительно, что Эви даже не успела напрячь мышцы. Она согнулась, и ее тут же вырвало. Когда Эви прекратила изрыгать на пол фургона свинину с бобами, Сукиота схватила ее за подбородок и развернула к себе лицом.
– Это тебе за мою машину, Ишем, и театр.
К губе Эви прилип кусочек полупереваренного тофу.
– Извини, – кое-как выдавила она из себя.
Сукиота резко ударила ее коленом прямо в солнечное сплетение. От удара каждая мышца ее тела судорожно сжалась. Эви снова вырвало, и она молилась про себя, чтобы только не оказались поврежденными внутренние органы.
– Хочешь знать, почему ты еще жива?
В ответ Эви удалось промычать нечто нечленораздельное.
– Ты жива потому, что сорвала всю мою операцию. – Сукиота схватила Эви за больное плечо и резко дернула, заставляя пленницу выпрямиться. Через всю руку Эви словно полоснули раскаленным кинжалом. – И я хочу знать, почему?
Эви смотрела на Сукиоту, и постепенно до нее стало доходить, что здесь происходит что-то неладное. Нечто такое, чего она не знала или же о чем не догадывалась.
Сукиота отпустила плечо Эви и села напротив:
– Значит, мы понимаем друг друга?
Эви кивнула. Она-то понимала. Ей было прекрасно известно, что представляет из себя эта Сукиота.
Снова где-то поблизости прогрохотал поезд. Лампы на мгновение потускнели, и в открытые створки фургона влетели клубы пыли.
– На кого ты работаешь, Ишем?
Эви беззвучно рассмеялась – в тот момент ей было наплевать, что за это она может схлопотать еще один удар.
– На тех же, что и ты.
Сукиота закатила ей пощечину – это было не столь болезненно, сколь унизительно.
– Чушь собачья. Я тоже подумала об этом, когда ты запросила радиосвязь. Тебя нет в базе данных.
– Значит, меня стерли.
– Удобная отговорка. У тебя с собой была инфокарта с записью слежки. Кто эти люди в квартире?
Эви выложила ей все как на духу. Уж если Сукиота взялась за дело, она наверняка все уже знает.
Сукиота кивала, слыша хорошо знакомые ей имена.
– А теперь будь добра, объясни мне, как семь мертвецов мешают мне делать мое дело.
– Что? Какие семь мертвецов?
Сукиота наклонилась поближе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94