— Не вздумай покинуть меня! Теперь ты мне нужен больше прежнего!
Насколько он ей нужен теперь — в этом Нортон уверен не был.
Зато он точно знал, что она необходима ему, что он без нее не может. Он лелеял надежду, что после рождения законного наследника все мало-помалу вернется на круги своя: Орлин станет прежней непоседливой резвушкой, они смогут вместе странствовать… Но если вдруг ничего не будет прежним… что ж, в любом случае он связан с Орлин неразрывными узами. Пусть и не по закону, но по крови-то он будет отцом! Формально не имея никаких обязательств по отношению к ребенку, разве он сможет запретить себе любить малыша?
Никогда прежде Нортон и в страшном сне не представлял себя в роли образцового «скучного» семьянина. Похоже, он глубоко ошибался. Теперь он находил в себе все нужное для этой роли. Когда Орлин сказала, что он ей необходим, что он должен остаться, ему и в голову не пришло спорить. Нортон подчинился с радостью и с готовностью. По сути, он был содержанкой мужского пола, жил за счет своей полусупруги. Но, подобно большинству содержанок женского пола, он не тяготился своим зависимым положением и отнюдь не рвался на свободу.
Время шло, и Орлин неуклонно расширялась в поясе. К Нортону мало-помалу перешли едва ли не все нехитрые домашние обязанности. Он не ворчал и не сопротивлялся. Можно было только диву даваться, глядя на перемены в его характере! Покорная домашняя лошадка, без всякого желания закусить удила и рвануть в прерию. Как видно, исходившее от него сияние сказало правду о глубинной природе его характера: он оказался верным другом для Орлин, нежным и заботливым. С повседневными домашними хлопотами такая богатая дама могла бы справиться и сама. Ей было дорого отношение Нортона, его неизменная эмоциональная поддержка. Он был стеной, на которую можно всегда опереться.
К большому облегчению Нортона, призрак не объявлялся.
Что касается второго соприкосновения с волшебством, то интерес Нортона к Жимчику оказался недолговечным. Шпионить было не за кем. Вопросов, на которые требовались бы мудрые ответы кольца, тоже как-то не возникало. Поэтому со временем хозяин перестал беспокоить Жимчика, и тот стал тем, чем был изначально, — украшением на руке.
С учетом прогрессирующей беременности они все реже и реже занимались постельной акробатикой. И очень скоро Орлин наложила полный запрет на секс: она опасалась навредить ребенку. Нортон порывался возобновить долгие прогулки по паркам, но Орлин отказывалась составить ему компанию, а в одиночку идти не хотелось — ему претило надолго отлучаться от нее.
В результате Нортон стал много времени проводить перед объемновизором, пристрастился к историческим программам. Ему обрыдли передачи о защите окружающей среды: природу он любил и не нуждался в том, чтобы ему внушали вдумчивое отношение к ней. Зато изучение истории было ему по сердцу: он мог заморить червячка непоседливости, который жил в его душе и звал в путешествия во времени и пространстве. Коль скоро Нортон так прочно влез в домашние тапочки в апартаментах Орлин, он поневоле задвинул в дальний угол сознания свою врожденную охоту к частой перемене мест. Путешествие в мир истории давало хоть какой-то выход неуемному духу странствий.
Сверх этого Нортон занялся интерактивными учебными телекурсами сразу по нескольким дисциплинам. Особенно его увлекла география Земли и планет Солнечной системы. Знать больше о Марсе, Венере, Меркурии!.. А как любопытна астрономия! Какой чарующий мир открывается внутри Млечного Пути
— все эти бесчисленные скопления галактик… О, если б он мог самолично исследовать далекие звездные миры!..
В положенный срок родился ребенок. Орлин так и сияла. Она выполнила свой долг — произвела на свет наследника. Это был мальчишка-крепыш, который странным образом оказался в большей степени похож на Гавейна, чем на Нортона. Новорожденного назвали Гавейн Второй.
Нортон неизбежно почувствовал себя не в своей тарелке. Его «работа» закончена, он волен идти на все четыре стороны… Но уйти заставить себя не мог. Да и Орлин явно не собиралась прогонять его.
— Как только Гавейнчик подрастет настолько, что его можно будет оставлять с нянькой, мы опять займемся тем самым, приятным, — пообещала она, игриво улыбнувшись.
Однако на деле все оказалось не так просто.
Орлин никаких нянек к ребенку так и не подпустила. Ей претила мысль, что за ее Гавейнчиком будет ухаживать другая женщина, робот-нянька или голем-нянька. Образцовая мать, она все хотела делать сама. Ведь и сосватали ее призраку именно поэтому — в уверенности, что из нее получится идеальная мамаша.
Все помыслы Орлин сосредоточились на крошке. Чувство долга понуждало ее изредка замечать и Нортона, и тогда он получал что-нибудь из остатков ее внимания. Конечно, говорят, остатки сладки. Но разве не обидно тому, кто привык к полному меню, питаться крошками с барского стола…
Орлин настояла на том, что будет сама кормить ребенка грудью — дескать, это наиболее естественный вариант. Пеленки она стирала тоже сама — и вручную, потому как «при машинной стирке используется всякая химическая дрянь». Купание — тоже по старинке. Ультразвуковой душ малышу вреден — «ультразвук может повредить его неокрепшую нервную систему». Словом, хлопотам Орлин не было конца; за всем она хотела проследить сама, и во всем у нее были свои принципы. Исходя из собственного понимания того, какой должна быть идеальная любящая мать, она с лютым энтузиазмом следовала всем заповедям этой канонической любвеобильной матери.
Не Нортону было спорить с ней — он тоже был сторонником всего естественного.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103