— Ну, будь снисходительнее, — произнес Вэгонер, шутливо нахмурившись. — Юридическими консультациями по рекламной информации.
— Как тебе больше нравится, Блисс. И все же я выругался. Я знал, что этого никогда бы не случилось, изъяви кто-то из сенаторов со стажем желание занять председательское кресло. И сам по себе факт, что никто из них не соблаговолил, оказался, по моему мнению, лучшим обвинительным актом нынешнему Конгрессу. Каждое произнесенное мною здесь слово записано. И, конечно, будет использовано против тебя. Рано или поздно. Со мной уже так поступали и слава Богу, что хоть с ЭТИМ ясно. Но на твой счет я ошибся. Ты проделал чертовски хорошую работу. Ты выучился, как по волшебству. И если ты хочешь перерезать себе горло как политику, испрашивая у меня совета — клянусь Господом, я тебе его дам.
Корси вложил бокал в руку Вэгонера с чем-то большим, чем шутливая ярость. — Но только тебе, и никому другому, — добавил он. — Я не собираюсь рассказывать правительственным чиновникам, каков наилучший способ просеивания песка. Если только меня не попросит ААРН.
— Я знаю, что ты бы так не поступил, Сеппи. И отсюда часть твоих неприятностей. И потому — спасибо. — Сенатор отвлеченно покрутил бокал с бренди. — Хорошо, тогда скажи мне вот что: почему возникли проблемы с космическими полетами?
— Вояки, — просто ответил Корси.
— Да, но это не все. Во всяком случае не по большому счету. Естественно, Армейская Космическая Служба пропитана завистью взяточничеством и полным закостенением мозгов. Но в те дни, когда одновременно более полудюжины правительственных служб работали над космическими полетами все было еще хуже. Метеорологическое бюро, Флот, твое Бюро, ВВС и так далее. Я просматривал кое-какие документы того времени. Программу по запуску спутников Земли Ричард Симингтон объявил еще в 1944 году. Но в действительности, мы не смогли запустить пилотируемый корабль до 1962 года. И то лишь после передачи всех полномочий армии. Они даже не смогли перенести эту чертову штуковину со своих кульманов. Каждый контр-адмирал настаивал на том, чтобы в чертежи стартовой площадки непременно вносилась парковка для его собственного любимой лимузина. По крайней мере сейчас мы ИМЕЕМ космические полеты.
— Но сейчас происходят и вещи гораздо худшие. Будь космические полеты по-прежнему — лишь предположением, мы могли бы попробовать вывести их из под армейского контроля. Возможно, удалось бы наладить какие-нибудь торговые перевозки. Скажем, для людей, предпочитающих отправляться некомфортабельным образом в места, где жить невозможно, только потому, что это ужасно дорого. — Он тяжко усмехнулся. — Нечто вроде охоты на лис в Англии сто лет тому назад. Не Оскар ли Уайльд дал ей определение «преследование несъедобного невыразимым?»
— Не слишком ли рано делать подобные выводы? — спросил Корси.
— Сейчас, в дев тысячи тринадцатом году? Не думаю. Но, если я слишком тороплюсь, используя именно этот аргумент, можно привести и другие. Почему за последние пятнадцать лет не состоялось ни одной крупной исследовательской экспедиции? Когда открыли десятую планету — Прозерпину — я уж подумал, что какой-нибудь университет или фонд проявят интерес к отправке туда экспедиции. У планеты — прекрасная большая луна, способная стать отличной базой, а в ее небе практически не видно солнца, и нечему испортить фотопластинки. Солнце там — всего лишь еще один астрономический объект нулевой звездной величины. И так далее. Подобные вещи раньше служили хлебом и вином для частных исследователей. Имей мы миллионера с жаждой к исследованием, вроде старика Хэйл например, или сильного организатора, стремящегося к известности — вроде Берда — мы давно получили бы станцию Прозерпина Два. И все же космос мертв. Мертв с той поры, как мы создали станцию на Титане. А это было еще в 1981 году. Почему?
Некоторое время он молча смотрел в огонь.
— Кроме того, — произнес он наконец, — существует еще и вопрос изобретательства в рассматриваемой области. Оно прекратилось, Сеппи. Замерло полностью.
— Вроде бы мне припоминается один недавний доклад парней с Титана…
— По ксенобактериологии. Естественно. Но это не имеет отношения к космическим полетам, Сеппи. Космические полеты сделали такие работы доступными. Но их результаты вовсе не влияют на сам способ космических полетов. Они не улучшают его, не делают более привлекательным. Даже ученые не заинтересованы в этом. НИКТО больше не интересуется. Вот почему прекратились всякие нововведения.
— Например, мы по-прежнему используем ионные ракеты с атомными реакторами. Четко отработанный принцип. И существует тысяча его различных мелких вариантов. Но сам принцип описан Каплингом еще в 1954! Подумай об этом, Сеппи. Хоть бы один, единственный новый, базовый проект двигателя за ПЯТЬДЕСЯТ лет! А как насчет конструкций корпуса? Они по-прежнему основаны на работах фон Брауна — еще более ранних, чем работы Каплинга. Неужели нет ничего лучше корпуса, напоминающего каркас из сцепленных луковиц? Или этих снабженных двигателями планеров, используемых, как паромы-грузовики? И я не смог отыскать ничего лучшего в архивах комиссии.
— А ты уверен, что сможешь отличить незначительное изменение от значительного?
— Сам посуди, — угрюмо ответил Вэгонер. — Новейшим шедевром конструкторской мысли в области ракетостроения являются новые противоперегрузочные кресла на эллиптических пружинах, сопротивляющихся подобно листовой рессоре при перегрузке, и как спиральная пружина —
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55