Джек смотрел на него снизу, подняв голову, как старый, слюнявый карлик с от
вислыми щеками.
Собака не любила девушки, рвала ей чулки, рычала на нее и скалилась. Она ре
вновала хозяина к Ларе, словно боясь, как бы он не заразился от нее чем-ниб
удь человеческим.
Ч Ах, так вот оно что! Ты решил, что все будет по-прежнему Ч Сатаниди, подл
ости, анекдоты? Так вот тебе за это, вот тебе, вот тебе, вот тебе!
Он стал избивать бульдога тростью и ногами. Джек вырвался, воя и взвизгив
ая, и с трясущимся задом заковылял вверх по лестнице скрестись в дверь и ж
аловаться Эмме Эрнестовне.
Проходили дни и недели.

14

О какой это был заколдованный круг! Если бы вторжение Комаровского в Лар
ину жизнь возбуждало только её отвращение, Л ара взбунтовалась бы и вырв
алась. Но дело было не так просто.
Девочке льстило, что годящийся ей в отцы красивый, седеющий мужчина, кото
рому аплодируют в собраниях и о котором пишут в газетах, тратит деньги и в
ремя на нее, зовет божеством, возит в театры и на концерты и, что называетс
я, «умственно развивает» ее.
И ведь она была еще невзрослою гимназисткой в коричневом платье, тайной
участницей невинных школьных заговоров и проказ. Ловеласничанье Комар
овского где-нибудь в карете под носом у кучера или в укромной аванложе на
глазах у целого театра пленяло её неразоблаченной дерзостью и побуждал
о просыпавшегося в ней бесенка к подражанию.
Но этот озорной школьнический задор быстро проходил. Ноющая надломленн
ость и ужас перед собой надолго укоренялись в ней. И все время хотелось сп
ать. От недоспанных ночей, от слез и вечной головной боли, от заучивания ур
оков и общей физической усталости.

15

Он был её проклятием, она его ненавидела. Каждый день она перебирала эти м
ысли заново.
Теперь она на всю жизнь его невольница, чем он закабалил ее? Чем вымогает е
ё покорность, а она сдается, угождает его желаниям и услаждает его дрожью
своего неприкрашенного позора?
Своим старшинством, маминой денежной зависимостью от него, умелым ее, Ла
ры, запугиванием? Нет, нет и нет. Все это вздор.
Не она в подчинении у него, а он у нее. Разве не видит она, как он томится по н
ей? Ей нечего бояться, её совесть чиста.
Стыдно и страшно должно быть ему, если она уличит его. Но в том-то и дело, чт
о она никогда этого не сделает. На это у нее не хватит подлости, главной си
лы Комаровского в обращении с подчиненными и слабыми.
Вот в чем их разница. Этим и страшна жизнь кругом. Чем она оглушает, громом
и молнией? Нет, косыми взглядами и шепотом оговора. В ней все подвох и двус
мысленность. Отдельная нитка, как паутинка, потянул Ч и нет ее, а попробуй
выбраться из сети Ч только больше запутаешься.
И над сильным властвует подлый и слабый.

16

Она говорила себе:
Ч А если бы она была замужем? Чем бы это отличалось? Она вступила на путь с
офизмов. Но иногда тоска без исхода охватывала ее.
Как ему не стыдно валяться в ногах у нее и умолять: «Так не может продолжат
ься. Подумай, что я с тобой сделал. Ты катишься по наклонной плоскости. Дав
ай откроемся матери. Я женюсь на тебе».
И он плакал и настаивал, словно она спорила и не соглашалась. Но все это бы
ли одни фразы, и Лара даже не слушала этих трагических пустозвонных слов.

И он продолжал водить её под длинною вуалью в отдельные кабинеты этого у
жасного ресторана, где лакеи и закусывающие провожали её взглядами и как
бы раздевали. И она только спрашивала себя: разве когда любят, унижают?
Однажды ей снилось. Она под землей, от нее остался только левый бок с плечо
м и правая ступни. Из левого соска у неё растет пучок травы, а на земле поют
«Черные очи да белая грудь» и «Не велят Маше за реченьку ходить».

17

Лара не была религиозна. В обряды она не верила. Но иногда для того, чтобы в
ынести жизнь, требовалось, чтобы она шла в сопровождении некоторой внутр
енней музыки. Такую музыку нельзя было сочинять для каждого раза самой. Э
той музыкой было слово Божие о жизни, и плакать над ним Лара ходила в церко
вь.
Раз в начале декабря, когда на душе у Лары было, как у Катерины из «Грозы», о
на пошла помолиться с таким чувством, что вот теперь земля расступится п
од ней и обрушатся церковные своды. И поделом. И всему будет конец. Жаль то
лько, что она взяла с собой Олю Демину, эту трещотку.
Ч Пров Афанасьевич, Ч шепнула ей Оля на ухо.
Ч Тсс. Отстань, пожалуйста. Какой Пров Афанасьевич?
Ч Пров Афанасьевич Соколов. Наш троюродный дядюшка.
Который читает.
Ч А, это она про псаломщика. Тиверзинская родня. Тсс.
Замолчи. Не мешай мне, пожалуйста.
Они пришли к началу службы. Пели псалом: «Благослови, душе моя, Господа, и в
ся внутренняя моя имя святое Его».
В церкви было пустовато и гулко. Лишь впереди тесной толпой сбились моля
щиеся. Церковь была новой стройки. Нерасцвеченное стекло оконницы ничем
не скрашивало серого заснеженного переулка и прохожих и проезжих, котор
ые по нему сновали. У этого окна стоял церковный староста и громко на всю ц
ерковь, не обращая внимания на службу, вразумлял какую-то глуховатую юро
дивую оборванку, и его голос был того же казенного будничного образца, ка
к окно и переулок.
Пока, медленно обходя молящихся, Лара с зажатыми в руке медяками шла к две
ри за свечками для себя и Оли и так же осторожно, чтобы никого не толкнуть,
возвращалась назад, Пров Афанасьевич успел отбарабанить девять блажен
ств, как вещь, и без него всем хорошо известную.
Блажени нищие духом… Блажени плачущие… Блажени алчущие и жаждущие прав
ды…
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30