«Кому как на роду написано,
Ч как бы говорила она.
Ч Какой по произволению Божию, а тут, вишь, такой стих нашел Ч от богатой
жизни и ошаления рассудка».
Все пассажиры поезда перебывали около тела и возвращались в вагон тольк
о из опасения, как бы у них чего не стащили.
Когда они спрыгивали на полотно, разминались, рвали цветы и делали легку
ю пробежку, у всех было такое чувство, будто местность возникла только чт
о благодаря остановке, и болотистого луга с кочками, широкой реки и краси
вого дома с церковью на высоком противоположном берегу не было бы на све
те, не случись несчастия.
Даже солнце, тоже казавшееся местной принадлежностью, по-вечернему заст
енчиво освещало сцену у рельсов, как бы боязливо приблизившись к ней, как
подошла бы к полотну и стала бы смотреть на людей корова из пасущегося по
соседству стада.
Миша потрясен был всем происшедшим и в первые минуты плакал от жалости и
испуга. В течение долгого пути убившийся несколько раз заходил посидеть
у них в купе и часами разговаривал с Мишиным отцом. Он говорил, что отходит
душой в нравственно чистой тишине и понятливости их мира, и расспрашива
л Григория Осиповича о разных юридических тонкостях и кляузных вопроса
х по части векселей и дарственных, банкротств и подлогов.
Ч Ах вот как? Ч удивлялся он разъяснениям Гордона. Ч Вы располагаете к
акими-то более милостивыми узаконениями. У моего поверенного иные сведе
ния. Он смотрит на эти вещи гораздо мрачнее.
Каждый раз, как этот нервный человек успокаивался, за ним из первого клас
са приходил его юрист и сосед по купе и тащил его в салон-вагон пить шампа
нское. Это был тот плотный, наглый, гладко выбритый и щеголеватый адвокат,
который стоял теперь над телом, ничему на свете не удивляясь. Нельзя было
отделаться от ощущения, что постоянное возбуждение его клиента в каком-
то отношении ему на руку.
Отец говорил, что это известный богач, добряк и шелапут, уже наполовину не
вменяемый. Не стесняясь Мишиного присутствия, он рассказывал о своем сын
е, Мишином ровеснике, и о покойнице жене, потом переходил к своей второй се
мье, тоже покинутой.
Тут он вспоминал что-то новое, бледнел от ужаса и начинал заговариваться
и забываться.
К Мише он выказывал необъяснимую, вероятно, отраженную и, может быть, не ем
у предназначенную нежность. Он поминутно дарил ему что-нибудь, для чего в
ыходил на самых больших станциях в залы первого класса, где были книжные
стойки и продавали игры и достопримечательности края.
Он пил не переставая и жаловался, что не спит третий месяц и, когда протрез
вляется хотя бы ненадолго, терпит муки, о которых нормальный человек не и
меет представления.
За минуту до конца он вбежал к ним в купе, схватил Григория Осиповича за ру
ку, хотел что-то сказать, но не мог и, выбежав на площадку, бросился с поезда
.
Миша рассматривал небольшой набор уральских минералов в деревянном ящ
ичке Ч последний подарок покойного. Вдруг кругом все задвигалось. По др
угому пути к поезду подошла дрезина. С нее соскочил следователь в фуражк
е с кокардой, врач, двое городовых. Послышались холодные деловые голоса. З
адавали вопросы, что-то записывали. Вверх по насыпи, все время обрываясь и
съезжая по песку, кондуктора и городовые неловко волокли тело. Завыла ка
кая-то баба. Публику попросили в вагоны и дали свисток. Поезд тронулся.

8

«Опять это лампадное масло!» Ч злобно подумал Ника и заметался по комна
те. Голоса гостей приближались. Отступление было отрезано. В спальне сто
яли две кровати, Воскобойниковская и его, Никина. Недолго думая, Ника зале
з под вторую. Он слышал, как искали, кликали его в других комнатах, удивлял
ись его пропаже. Потом вошли в спальню.
Ч Ну что ж делать, Ч сказал Веденяпин, Ч пройдись, Юра, может быть, после
найдется товарищ, поиграете.
Некоторое время они говорили об университетских волнениях в Петербург
е и Москве, продержав Нику минут двадцать в его глупой унизительной заса
де. Наконец они ушли на террасу. Ника тихонько открыл окно, выскочил в него
и ушел в парк.
Он был сегодня сам не свой и предшествующую ночь не спал.
Ему шел четырнадцатый год. Ему надоело быть маленьким. Всю ночь он не спал
и на рассвете вышел из флигеля. Всходило солнце, и землю в парке покрывала
длинная, мокрая от росы, петлистая тень деревьев. Тень была не черного, а т
емно-серого цвета, как промокший войлок. Одуряющее благоухание утра, каз
алось, исходило именно от этой отсыревшей тени на земле с продолговатыми
просветами, похожими на пальцы девочки.
Вдруг серебристая струйка ртути, такая же, как капли росы в траве, потекла
в нескольких шагах от него. Струйка текла, текла, а земля её не впитывала. Н
еожиданно резким движением струйка метнулась в сторону и скрылась. Это б
ыла змея медянка.
Ника вздрогнул.
Он был странный мальчик. В состоянии возбуждения он громко разговаривал
с собой. Он подражал матери в склонности к высоким материям и парадоксам.

«Как хорошо на свете!» Ч подумал он. Ч «Но почему от этого всегда так бол
ьно? Бог, конечно, есть. Но если он есть, то он это я. Вот я велю ей», Ч подумал
он, взглянув на осину, всю снизу доверху охваченную трепетом (ее мокрые пе
реливчатые листья казались нарезанными из жести), Ч «вот я прикажу ей»

Ч и в безумном превышении своих сил он не шепнул, но всем существом своим
, всей своей плотью и кровью пожелал и задумал:
«Замри!» Ч и дерево тотчас же послушно застыло в неподвижности. Ника зас
меялся от радости и со всех ног бросился купаться на реку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30