Трактор вышел из хутора на рассвете. Над степью плыл зыбкий предутренний туман — предвестник грядущего погожего дня. И опять по скотопрогонному тракту растянулся вслед за трактором караван телег и казахских арб, всадников и пешеходов.
Все эти дни по хутору, по аулам и переселенческим отрубам бродили тревожные слухи. Говорили о том, что в пятницу, в канун праздника усекновения главы Иоанна Предтечи, в тот самый день, когда выйдет совхозный трактор на уборку хлебов «Интернационала», появится некое грозное небесное знамение с откровением, написанным на двунадесяти языках, которое будет понятно только наиболее прозорливым и богобоязненным людям.
В аулах ждали паломника из Мекки, который прикосновением перста должен сокрушить железную арбу сатаны и перед которым падут ниц все неверные люди, покинувшие аул Аксу и ушедшие в артель русских.
С глухим гулом валом валила за трактором толпа мужиков и баб, аульные аксакалы и джигиты. И Роман и Фешка вместе с совхозными ее спутниками — членами бригады соцпомощи: Иваном Чемасовым, Морькой Звонцовой, Катюшей Кичигиной и Уваром Канахи-ным,— приглядываясь к народу, видели, что не очень-то верили мужики и бабы россказням о грозном небесном знамении.
Наступательный рокот тракторного мотора слышен был поутру издалека. И снова вставшие на стремена джигиты разносили хабар — длинное ухо — по аулам.
И снова самые почетные старцы в роду, встречая гонцов, спрашивали вслед за ответным приветствием:
— Хабар бар, джигит?
— Бар хабар, аксакал. Из хутора русских вышла в степь железная арба шайтана. Она пошла, говорят, косить самовязкой пшеницу на пашне русско-казахской артели.
— И-ио! — слышались со всех сторон тревожно-удивленные гортанные возгласы жителей аулов.
— А еще говорят, что на помощь русско-казахской бедняцкой артели из совхоза приехали разные мастера и подмастерья. Они привезли с собой всякие машины и какой-то волшебный ящик, который показывает народу живые картины!
— И-ио! — звучали в ответ гортанные восклицания. Трактор шел по обочине широкой скотопрогонной
дороги. Впереди огромной толпы хуторских мужиков и баб, впереди ватаги ребятишек и степных всадников шли построившиеся в колонну комсомольцы — члены сельхозартели «Интернационал».
Вела трактор Фешка.
Мирон Викулыч и Филарет Нашатырь, примкнув к комсомольцам, все время ломали строй и путали шаг.
И Кенка, шагавший рядом со стариками, то и дело
покрикивал на них:
— В ногу, дядя Мирон! Не ломай, дядя Фита, шеренги!
Линка шла в передней колонне, между Романом и Уваром Канахиным. Запрокинув голову, она вместе с хором пела глубоко волнующие слова любимой комсомольской песни:
...Они ехали долго. В ночной тишине Глухо конские били копыта. Вдруг боец молодой вниз поник головой — Комсомольское сердце пробито!
Все ярче и ярче полыхала, подобно вешнему полевому пожару, утренняя заря. Все громче и громче звенела над степью комсомольская песня. Все пронзительнее звучали изумленные, тревожные и ликующие крики степных джигитов, гарцующих на конях вокруг трактора. И этот разноголосый, разноязыкий гул под аккомпанемент ритмичных ударов стального сердца машины был для Романа и Линки, для всех ребят артели той неповторимой, прекрасной музыкой, от которой замирало сердце и за плечами росли крылья!
Наконец трактор остановился около колхозных полей «Интернационала». Багровый шар солнца поднялся над степью. Было тихо.
Толпа хуторских мужиков и баб и ватага джигитов неподвижно застыли, запрудив межу, выжидательно насторожились. Все знали: близка решительная, волнующая минута.
В толпе перешептывались:
— Подожгут этой чертовой оказией хлеб — вот это
будет дело!
— Так им и надо...
— Прикуси, кума, язык — подслушать могут.
— Вполне. За такие разговоры теперь — в каталажку!
— А я што — кулачка?
— Не кулачка. Мужик твой кулак. А ты подкулачница...
— Типун тебе на язык, дура! Между тем Фешка, не заглушая мотора, остановила
трактор, подведя прицепленную к нему сноповязалку к самой кромке массива.
Увар Канахин, ловко взобравшись на самовяз, сел на беседку управления. Прямой и длинный, он казался теперь еще более смешным и неловким. Фешка суетилась около трактора, подтягивая ослабевший ремень вентилятора. Мирон Викулыч и Климушка, без нужды крутясь около самовяза, в десятый раз проверяли крепость полотен.
Со вчерашнего дня мучили Мирона Викулыча назойливые сомнения: вдруг трактор закапризничает и не пойдет? Вдруг самовяз окажется непригодным к работе? Не смог скрыть волнения и Роман. Заметив в толпе хуторян сгорбившегося, притворно скорбного и жалкого Епифана Окатова, Роман вновь ощутил приступ гнева к этому юродствующему, глубоко ненавистному человеку. Все смотрели на Фешку. В старенькой, выцветшей майке, в алой косынке, сбившейся на затылок, с потным, испачканным соляркой и пылью лицом, с обнаженными по локоть загорелыми руками, Фешка показалась Роману такой же волнующе-близкой и милой, какой была она для него два года тому назад.
Ревниво следя за каждым смелым ее движением, Роман проникся уверенностью, что все будет хорошо: трактор не может не пойти, если им будет управлять Фешка! Но как было не волноваться сейчас до предела возбужденному Роману, когда он видел перед собой громадное, без конца и края, поле высокой — в рост человека — густой, как дремучий лес, пшеницы, которую настала пора убирать! И Роман, приглядываясь к морю хлебов, к толпе насторожившихся мужиков, девок и баб, положительно не знал, что ему делать, как унять это неслыханное, непривычное душевное волнение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164 165 166 167 168 169 170 171 172 173 174 175 176 177 178 179 180 181 182 183 184 185 186 187 188 189 190 191 192 193 194 195 196 197 198 199 200 201 202 203 204 205 206 207 208 209