В том-то и беда — бесплодна наша земля, нет ей благословения.
— А как с аукциона пойдет, по-другому заговорите.
— На землю аллаха нельзя сердиться,— сказал Сердер Осман.— Земля не уродит, так никто не наградит. Только ею и живем. Не взыщи, ага! Когда крестьянин разгорячится, сам не знает, что говорит.
— Стоит вашу землю забрать у вас за долги, как вы начнете называть ее и плодородной и благословенной. Эх вы, завистники! Все ваши слова ничего не стоят, а скажешь вам об этом — сразу на дыбы.
— Да что уж говорить...— примирительно произнес Сердер Осман.— Только ведь это наша земля. Скупая, каменистая, а все-таки наша. И хлеб на ней наш, и вода наша.
Мастан обвел всех взглядом.
— Дело не только во мне...
— Стоит тебе слово сказать — и конфискаторы подождут,— возразил Рыжий Осман.
— Я ждал до сегодняшнего дня. Не буду, думаю, наносить удара в лицо. Человеку, который тебе должен, и так стыдно. И хоть бы один пришел ко мне и вернул долг. Куда там!..
— У кого сейчас есть деньги? — отозвался Хаджи.
— Аллах свидетель! Не будь у меня долговых документов, вы бы еще отпираться стали: мол, не брали ничего.
— Клянусь,— ответил Сердер Осман,— не хочу ни одного чужого куруша! Сам аллах не заставит взять. Не зря говорится: пусть у завистника глаза лопнут! Мы не такие. Хватит с нас своей похлебки! В чужие кошельки не смотрим. Ты о нас так не думай.
— А что мне прикажешь думать? Болтать-то вы умеете... А я сужу о людях не по болтовне, а по делам. Как Намык Кемаль сказал: «Зеркало человека — его дела, не обращай внимания на то, что он болтает!» Чем галдеть попусту, деньги бы раздобывали.
— Ты откуда родом, ага? — спросил Хаджи.
— Я здешний.
— Крестьянином себя считаешь?
— Ну да, а то кем же!
— А если так, ты знаешь крестьянскую жизнь. В наших руках деньги больше месяца не задерживаются: тут же расходятся на уплату долгов да на всякие мелочи. Спину некогда разогнуть, только и знаем, что сеять, собирать, отдавать...
— Да что там говорить...— Мастан как будто смягчился.
У крестьян на лицах затеплилась надежда. Хасан поднялся и вышел. Он уже предчувствовал, что будет дальше. Они начнут умолять Мастана. Пойдут на все унижения перед человеком, которого проклинали до этого каждый день. «Руки-ноги твои целовать будем...», «Благодетель ты наш», «Отец наш...», «Не обижай нас, не роняй своего достоинства...», «Кто еще, кроме тебя, нас поддержит!..» Лучше не слушать всего этого. От обиды кровь закипает в жилках!
Так и получилось.
— Джаным-ага2,— обратился к Мастану один из крестьян.-— Подождать бы тебе до урожая... Мы бы на тебя молились!
— Ох! — вздохнул Мастан.— А что мне до тех пор делать?
— Ну, ага... Ты уж много лет хлебом промышляешь. Добра у тебя хоть отбавляй...
— Не-е-т.-— Мастан высоко поднял брови.— Это так кажется. Недаром говорят: «У большого дома и горе большое».
— Сделай еще одно доброе дело,— взмолился Медик Джемаль.
Мастан напустил на себя задумчивость, словно и в самом деле принимал решение. Все ждали, раскрыв рты, даже не дышали: вдруг в эту самую минуту шайтан дернет за веревочку... Слышны были только вздохи Мастана да пыхтенье самовара.
Мастан.рыгнул. Потом сильно закашлялся.
— Со света вы меня скоро сживете,— произнес он наконец, сплюнув на пол.— С вами неповинную голову потеряешь ни за грош.
— Решай, хозяин.
Кашель прекратился, Мастан махнул рукой.
— Ладно.
Крестьяне ответили ему радостным гулом.
— Только Хасан этот...— договорил Мастан.— Он в печенках у меня сидит. Он пусть платит сейчас же. И это слово мое — последнее. Будь хоть конец света, поднимись мой отец из могилы — не откажусь от своего слова!
— О аллах, аллах...— зашептались в толпе. Мастан обежал взглядом лица крестьян.
— Вы все слыхали, что он здесь говорил? Никто не отвечал.
— Так вот, кто меня слышит, пусть запомнит: я Хасану еще сполна отплачу. Клянусь!
— Верно говоришь, хозяин,— поддакнул Муса, сидевший у очага.
Сердер Осман и Рыжий Осман покосились на него.
— Нет, я ничего,— вздрогнул Муса.— Он — ты же видишь, хозяин,— немножко погорячился. Да тебе виднее...
Сердер Осман опять повернулся к Мастану. —Пусть добрым делам не будет конца на земле... Не трогай его. Дай человеку собрать урожай.
— Клянусь,— Мастан напряженно выпрямился.— Клянусь великой клятвой: пусть моя мать будет последней шлюхой, если я отступлю. Я Мастан. Со мной схлестнулся — пиши пропало!..
— Уступи, ага,— мягко сказал Рыжий Осман.— От этого никому проку не будет.
— Даже собака не укусит твою руку, если дашь ей кусок лепешки. Нельзя с черной душой стучаться в дом, где тебе подают хлеб.
Все примолкли, боясь еще больше рассердить Мас-тана, лишь переглядывались исподтишка.
— Ох! — вздохнул Мустафа.— Что ни выпадает на твою долго — все надо терпеть.
— Передай ему...— сказал Мастан.
— Что передать?
— Что Мастан... требует долг обратно.
— Весь?
— Весь.
— Передам, ага.
— Жду до вечера.
— Мало времени даешь,— сказал кто-то.
— Принесет — его счастье, нет — пусть пеняет на себя.
— До вечера ему столько денег не найти,— сказал Мустафа.
— Это уж его дело.
— Хоть бы дня два.
— Жди, пока он снесет золотые яйца!
— Поедет в город, займет, ему помогут...— сказал Рыжий Осман.
— Как же! — засмеялся Мастан.— Вы думаете, все такие, как Мастан? Да кто даст такой паршивой собаке хоть куруш?
— Ты же знаешь...— начал Сейдали.
— Что?
— Уважают Хасана в касабе.
Мастан отмахнулся от него, как от назойливой мухи.
— Болтовня! Кто это станет уважать голодранца! — Дай ему два дня, а если уж он тогда не добудет...
— К вечеру,— отрезал Мастан.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50