На Разию он не обратил особого внимания. Али показался ей скромным, даже чуть робким, говорил как человек, у которого бывают минуты неуверенности в себе. Как сел в уголок, так и просидел весь вечер.
— Кажется, вчера вас было двое? — нежным, вкрадчивым голоском спросила Улмекен.
— Правда, двое,— ответил Али, улыбаясь через силу,— но одного мы лишились.
— Как это — лишились?
— К сожалению! Позвонили из Алма-Аты, видимо, что-то случилось дома. В минуту собрался и укатил.
— Перестаньте, вы, наверное, шутите!
— Как бы я посмел шутить с вами!
Лицо Улмекен стало серым. «Вот так-так,—подумала Разия, увидев это,—все ясно. То-то она твердила: Мирас
так говорил, эдак говорил, у него такой рост, такой голос, такие глаза!..»
Улмекен весь вечер была грустна, брови сомкнуты, настроение совсем остыло, красота моментально поблекла,— все это Разия заметила и сделала выводы.
Через некоторое время, извиняясь, вошла Кадиша, опоздала, не обижайтесь, разве успеешь все сделать по хозяйству. Сразу, как пришла, принялась за посуду, так и осталась на кухне. Следом за ней пришел Омар, пришел один, без жены.
— Ну-ка, показывайте, как живут наши сотрудники! — заговорил он с порога по-хозяйски, уверенный, что будет хорошо принят.
«Вот это да! Он же совсем мальчишка! — У Разии даже раскрылся рот от удивления.— Это и есть тот самый Омар? При упоминании об Омаре кое-кого в Ортасе била дрожь. Да нет, наверное, не он...» Но ей не удалось утвердиться в этой мысли, помешало поведение Мамыржана, который, складываясь пополам и стелясь, как постель, называл пришедшего гостя «Омеке».
— Большая у вас квартира. И вещи подобраны со вкусом. Судя по всему, настоящая хозяйка! — сказал Омар, в упор глядя на Разию.— А это свояченица ваша?— теперь его взгляд остановился на Улмекен. Досым натянуто рассмеялся.
— Омар Балапанович! Это же и есть Уля, хозяйка дома, а это... у нас...— По всей видимости, Досым или забыл, кто такая Разия, или решил, что она недостойна упоминания, так ничего и не сообщил о ней.— Будьте знакомы, Кадиша, жена Мамыржана.
— Да, кухня просторная! — произнес Омар и уставился на Улмекен.
Свои черные блестящие волосы Улмекен, подобно японским женщинам, собрала на макушке, ее нежная шея завораживала, и глаза гостя, невольно остановившись на ней, заскользили дальше, ниже, к вырезу на платье. «Счастливая она!» — в который раз позавидовала Разия. Лицо ее вспыхнуло.
— Да, кухня просторная! — опять сказал Омар и отправился в гостиную.
Никто не предполагал, что он будет расхаживать по квартире, заглянет в кухню. Женщины встали как вкопанные при его появлении; когда он вышел, так и остались стоять в растерянности. Молчание нарушила Разия. Ущипнув себя за щеки, как это делают женщины из аула, она затарахтела:
— Как он не постыдился, а еще такой интересный человек! С чего это его понесло на кухню? Можно было бы сказать, что невоспитанный, не будь он мэром нашего города!
Отсутствие Мираса и присутствие Омара послужили причиной того, что сегодняшний вечер не был таким веселым, как вчерашний, у Мамыржана; не было песен, не было шуток, смеха; вечер не удался. То ли потому, что Досым не хотел ни с кем делиться Омаром, то ли еще почему, но пять семей, обычно посещающие этот дом, не были приглашены, лишь один Мамыржан удостоился такой чести. Омар не пил, пригубил 1В0 время первого тоста и больше не прикасался к рюмке. А если не пил Омар, то делать это Досыму или Мамыржану было никак нельзя. Женщины тоже, естественно, не могли быть заводилами в этом деле. Жексен за весь вечер не произнес ни слова, зато рот его был постоянно открыт: он влюблено безотрывно смотрел на Омара. Али сегодня был вообще не в своей тарелке, ничего крутом, словно во время ледохода, не слышал; если кто-то обращался к нему, улыбался невпопад, сидел тише воды ниже травы.
«Как этот Омар давит на всех!» — думала Улмекен. Омар держался особо, будто ахалтекинский рысак среди казахских рабочих лошадок; разговор начинал только он, рассказывал что-либо только он, остальные лишь кивали, соглашались. Не может ни на минуту забыть о своем привилегированном положении, о том, что начальник, что главный в этой компании, чувствуется привычка командовать, быть в центре внимания. Когда острит — нужно смеяться, если хочет удивить, полагается удивляться,— он заранее предупреждает об этом интонацией. Словом, требует сопереживания. Но хорош! Элегантен в своем светлосером костюме, импортной модной сорочке и модными часами на руке.
На этом приеме, который начался в девять и закончился во втором часу ночи, были подробно развиты две темы: тема градостроительства и тема любви. Тема градостроительства началась так. В один из моментов из лоджии вдруг послышался скулеж. «Что, щенка держите?» — удивился Омар. Досым стал рассказывать, как нашел
щенка па Дикой улице. «На Дикой?» — переспросил, горевшись, Омар, и.... пошло-поехало! Он сел на своего любимого конька и стал развивать эту тему вглубь. До Дикой улицы пока не дошли руки: там, оказывается, количество жителей в возрасте от года до семнадцати составляет тысяча сто шестьдесят четыре человека,, значит, необходима средняя школа на шестьсот сорок мест, детские ясли на двести мест, детский сад на столько же. Дикая улица далеко от кинотеатра, далеко от Дворца культуры, не выровнена, не заасфальтирована, а руководители комбината — эти денежные мешки — не обращают внимания, не заботятся о Дикой улице, потому что там живет всего восемнадцать рабочих, вот, кстати, Жексен — один из них; с другой стороны, попробуйте найдите на всё средства;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163 164