– Альберт – его отец. И Блум предполагает, что он убил его мать.
Мелбери был маленьким, плотно застроенным городком. Он не являлся туристической курортной достопримечательностью, где люди фотографируются на память, и все же в нем было что-то завораживающее, некий намек на историческое прошлое, которого у него на самом деле не имелось. В нем было множество извилистых улочек, домов с дубовыми балками, чайных и сувенирных лавок; на окраине виднелись холмы и древняя церковь. В городке был даже свой собственный поразительно раскованный и общительный глашатай. В это время года улочки и магазинчики пустовали, но нетрудно было догадаться, что весной и летом здесь не протолкнуться от приезжих. Общую атмосферу нарушали лишь строительные конторы, риелторы и работавшие допоздна магазины – они напоминали приезжим о том, что это все тот же ужасный современный мир, а не фантазия Джейн Остин.
Елена и Айзенменгер час с небольшим побродили по городу, посетили все достопримечательности, а потом зашли в чистенькую чайную перекусить. Пища оказалась вполне сносной, хотя Айзенменгер не мог избавиться от воспоминаний о лекциях по микробиологии, на которых преподаватель объяснял им, что ядовитым бактериям невыгодно придавать пище неприятный вкус.
Исчерпав все удовольствия, которые мог предложить им Мелбери, Елена и Айзенменгер решили вернуться в замок и воспользоваться предложением Терезы совершить экскурсию по территории поместья. Дорога заняла у них не больше четверти часа, и когда они въехали во двор, то увидели, что там только что остановилась машина Малькольма Грошонга.
– Мне сказали, что вы хотите осмотреть поместье, – окликнул он их, когда они выходили из машины. Судя по его тону, эта затея его не слишком привлекала.
– Если вы заняты…
– Нет, – ответил он с видом ребенка, уличенного в совершении чего-то недозволенного.
Айзенменгер бросил взгляд на Елену, но она смотрела на Грошонга.
– Спасибо, это так любезно с вашей стороны, – сказала она.
Грошонг издал странный звук – что-то среднее между вздохом и кряхтением – и указал на свою машину.
– Поедем в «лендровере». Эта не годится, – добавил он, указывая на «ауди», которой так гордился Айзенменгер, развернулся и пошел обратно к машине, не обращая внимания на негодующее выражение лица Джона. Зато Елену это почему-то очень позабавило.
Она уселась на переднее сиденье, а Айзенменгер устроился сзади. Грошонг завел двигатель, включил передачу и рывком двинулся с места, так что из-под колес полетел гравий, а пассажиры вжались в видавшую виды обшивку сидений. Машина быстро разогналась до пятидесяти миль в час, и Елена, обернувшись, – подмигнула Айзенменгеру, сидевшему с застывшей, словно забальзамированной улыбкой на губах.
– Сколько вы уже здесь работаете? Лет двадцать? – спросила она у Грошонга.
– В мае будет двадцать восемь.
– Видишь, Джон, – снова повернулась она к Айзенменгеру. – Никто не сможет так хорошо показать нам поместье, как мистер Грошонг.
Айзенменгер молча улыбнулся. Лицо Грошонга было по-прежнему сосредоточенным, хотя он уже не так сильно давил на акселератор и вся его поза стала менее напряженной. Айзенменгеру оставалось лишь поражаться способности Елены усмирять дикарей.
Они миновали парковку для туристов, свернули направо и выехали на дорогу, с правой стороны которой поднималась высокая каменная стена. Слева виднелись разбросанные здесь и там коттеджи, площадка для крикета и поля, поросшие кустарником. Затем они въехали в деревню, и мимо промелькнули треугольный пруд, обрамленный гудроновыми дорожками, церковь, паб «Танцующая свинья» и несколько живописных домиков.
В полумиле от деревни в каменной стене были проделаны ворота, запертые на замок. Грошонг остановил машину, вышел из нее и достал из кармана большую связку ключей. Ему потребовалось несколько минут, чтобы найти среди них тот, который был нужен, и еще несколько, чтобы вставить его в замочную скважину. Затем он открыл створки ворот, вернулся в машину и въехал внутрь.
– Закрыть? – спросила Елена, и Грошонг кинул на нее изумленный взгляд, словно ему и в голову не приходило, что кому-то захочется помочь ему.
– Спасибо.
Когда Елена вернулась в машину, Грошонг двинулся вперед по грязной дороге, пролегавшей сквозь густой лес и покрытой полузамерзшими лужами. Несмотря на рытвины и ухабы, Грошонг вскоре вновь набрал прежнюю скорость, и пассажиров начало периодически подбрасывать на сиденьях; это сопровождалось ревом двигателя, скрипом амортизаторов и скрежетом и дребезжанием подвески. Когда Елена оглянулась снова, то увидела, что Айзенменгер сидит бледный, вцепившись в спинку ее кресла.
Дорога пошла вверх. По обеим сторонам ее высились деревья, и полуденное солнце отбрасывало на нее тусклые косые лучи, а дальше она и вовсе терялась в сумраке леса. Ветви кустов и папоротники хлестали по крыльям машины.
Однако через двадцать минут дорога выровнялась, а лес поредел. Они свернули налево, Грошонг неожиданно сбросил скорость, резко взял вправо и затормозил. Машина замерла на берегу огромного озера.
– Вы должны это помнить, – промолвил Грошонг.
– Озеро Вестерхэм.
– Да. – И в первый раз за день, а вернее, впервые с момента их приезда в поместье на лице Грошонга появилось довольное и умиротворенное выражение, и Айзенменгер понял почему.
– Не могу поверить!
– Я понимаю, насколько вы потрясены…
– Он производил такое приятное впечатление. Я его даже в дом не впустила бы, если бы знала…
Сорвин, чувствуя, как в нем закипает раздражение, заставил себя не отводить взгляда и продолжить.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112