– Тогда, возможно, убийство Флемингов не было случайным, а являлось хорошо спланированной акцией. Следовательно, возникает вопрос, кому и зачем это понадобилось.
– Может быть, они что-то знали, – медленно промолвила Фетр.
Айзенменгер мрачно улыбнулся и кивнул.
Фетр снова задумалась.
– О ребенке?
– Вероятно.
– Но это ребенок Фионы Блум?
– Да? – улыбнулся Айзенменгер.
– А если не ее, то чей же?
Айзенменгер не ответил и вместо этого произнес:
– А сделав следующий логический шаг, можно предположить, что Мойнигану тоже было что-то известно и из-за этого его убрали.
– Вы знаете, кто его убил?
– Не думаю, что все так просто, – уклончиво ответил он.
– Что вы имеете в виду?
Однако Айзенменгер промолчал, полагая, что его ответ не произведет на нее впечатления. Фетр кинула взгляд на часы.
– Мне пора возвращаться, – сказала она, допивая свое пиво.
– Конечно.
Она встала, и Айзенменгер, осушив свой бокал, последовал ее примеру. Они вместе вышли из паба. Однако, прежде чем направиться к участку, Фетр помедлила.
– Так вы знаете? Я имею в виду, знаете, кто убийца?
Айзенменгер покачал головой, однако этот жест не был отрицанием.
– Не убийца – убийцы.
– Их двое? – Фетр удивленно вскинула глаза, но Айзенменгер удивил ее еще больше.
– Думаю, трое.
Хьюго проскользнул в комнату, в которой остановились Елена и Айзенменгер. Быстро оглядевшись, он обнаружил то, что искала, на туалетном столике, забрал это и поспешно вышел из комнаты.
Елена, собравшись прочесть в одиночестве письма Нелл, испытывала приблизительно те же чувства, что и несколькими днями раньше. Однако на этот раз они были несравнимо сильнее и становились все интенсивнее, пока она не поймала себя на том, что находится в полузабытьи. Завывания ветра за окном делались все более настойчивыми – он словно удваивал свою силу, желая обратить на себя внимание. Тусклый свет придавал всему оттенок сепии, воссоздавая первозданную викторианскую атмосферу этого места.
Елена, решив не терять времени, устроилась на кровати и взяла с пола письма. Она принялась читать с самого начала, стараясь не пропускать ни единого слова, написанного когда-то ее отцом и матерью. В альбоме было много писем от разных людей, и некоторых из них Елена никогда не знала или успела позабыть.
После прочтения первых же писем ее охватила дрожь, причину которой ей вначале не удалось определить. Елена пыталась убедить себя, что действует как детектив, старающийся обнаружить связь между Хикманами и смертью родителей. Ситуация ничем не отличалась от официального расследования; она просто проглядывала важные бумаги. И поэтому она не могла понять, почему у нее перехватило дыхание при виде первого письма, написанного рукой ее отца. Оно было проникнуто добротой и отеческими чувствами и написано девять с половиной лет назад.
Следующее последовало спустя четыре месяца, вскоре после дня рождения Нелл. Это письмо было написано мелким убористым почерком матери Елены, и если слова отца вызывали у нее смесь ужаса и восторга, то письмо матери, так ярко отражавшее самую ее сущность, повергло Елену чуть ли не в кататоническое состояние.
На глаза Елены навернулись слезы, вызванные не трогательностью самого письма, а тем, что она невольно стала различать голос матери, его нежные и женственные звуки, которые гнала от себя на протяжении восьми лет, сознательно пряча их в самый темный уголок своей памяти.
Она подняла голову и огляделась, внезапно ощутив одиночество, почти что страх. Из-за слез все было словно в тумане. Помещение выглядело не слишком уютным. Несмотря на кровать и маленький жилой островок посредине, здесь никто не жил и никто не пытался скрыть, что это всего лишь кладовая в отдаленной части замка.
За спиной Елены высилась гора старой рухляди, которая отбрасывала замысловатые тени. Здесь были картины, перевернутые кресла, ящики с книгами, абажуры и карнизы – все это, соединенное вместе, порождало причудливые образы ночных чудовищ.
Елена глубоко вздохнула и попробовала заглушить внутренний голос, твердивший, что эти тени и завывающий за окном ветер сеют страх и внушают чувство одиночества. Слезы на ее глазах наконец высохли, и она вновь обратилась к письмам. Время летело стремительно, так что ей нужно было спешить.
Глаза, наблюдавшие за Еленой из дальнего конца комнаты, смотрели не мигая.
Уставший и запутавшийся Сорвин чувствовал, что его терпение иссякает. Сидевшая рядом Беверли взирала на происходящее беспристрастно и отстраненно. Она могла бы его образумить, но вряд ли он стал бы ее слушать. Слишком часто она сама цеплялась за одну-единственную гипотезу, подгоняя под нее факты, вместо того чтобы создавать версии на основе неопровержимых доказательств.
Да, она была такой. Но зато у нее была не одна футболка, а целый гардероб.
Однако ирония судьбы заключалась в том, что подобные методы работы привели ее сюда, в эту затхлую, убогую комнату для допросов полицейского участка в Городе Игрушек, битком набитого констеблями Плодами и Кейстоунскими копами.
Ну так пусть и Сорвин почувствует себя идиотом, пока все это не касается дела Итон-Лэмберта.
Фиона Блум отказалась от услуг адвоката; обычно такой бравадой отличались опытные преступники либо наивные и невинные люди, однако вряд ли их нынешняя подозреваемая относилась к числу последних. У нее был вид человека, проведшего в полицейских участках по меньшей мере половину жизни и чуть ли не ежедневно общавшегося с полицейскими с тех пор, как ей исполнилось шестнадцать. И насколько Беверли было известно, это впечатление полностью соответствовало действительности.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112