Австрийский начальник оценил сей великодушный поступок. Это и дало повод начать с неприятелем переговоры, к ним как раз и подоспел Давыдов, приведший основные силы отряда.
Австрийцам, судя по всему, после столь явного поражения Наполеона бросаться в бой сломя голову отнюдь не хотелось. Однако Фрейлих пекся, так сказать, и о чести собственного мундира. После нескольких встреч и довольно мирных разговоров он согласился вывести свои войска из Гродны, но намеревался непременно предать огню провиантские и комиссариатские магазины, в которых военных припасов было собрано более чем на миллион рублей.
Давыдов с Чеченским, конечно, возражали, упирая на то, что подобный акт недоброжелательства к русским может помешать установлению добрых отношений между двумя армиями и народами, давно заинтересованными в сокрушении их общего угнетателя.
Партизанскими офицерами к тому же было пущено в ход все радушие и веселое обаяние, и сухой службист Фрейлих наконец дрогнул и решил оставить город со всеми его обширными военными запасами в полной неприкосновенности. Давыдов с Чеченским гарантировали ему, со своей стороны, совершенно спокойный и беспрепятственный отход до самой границы. Аккуратный австрийский генерал, перед тем как убраться восвояси, попросил лишь об одном: подписать от имени русского командования целый ворох накладных и прочих бумаг, которые, видимо, намеревался представить в свое оправдание. Денис, конечно, поставил свою подпись на всей этой канцелярии с великим удовольствием.
8 декабря Гродна без единого выстрела перешла в руки отряда Дениса Давыдова. Граф же Ожаровский, обладавший силами более значительными, к городу, пока в нем были австрийцы, так и не приблизился...
Генерал Ермолов, бывший в это время при главной квартире в Вильне, с добродушным юмором писал по поводу занятия Гродны: «К фельдмаршалу поступили в одно время рапорты от генерал-адъютанта графа Ожаровского и от полковника Давыдова: первый доносил, что неприятель в силах и не сдает Гродны, второй — что город взят».
Через несколько дней в Гродну вступили и регулярные русские войска: вначале кавалерийские полки барона Корфа, а сутки спустя — пехотные части графа Милорадовича, как всегда, розового, нарядного, поражавшего окружающих своей расточительной щедростью и неодолимой страстью изъясняться на малознакомом ему французском языке.
У генерала Милорадовича Денис Давыдов и прочел с величайшим восторгом и радостью только что разосланный в войска знаменитый приказ Кутузова, который заканчивался простой, но исполненной такого великого и долгожданного смысла фразой:
«Война окончилась за полным истреблением неприятеля».
На полях Европы
Не останавливаясь среди геройских подвигов, мы идем теперь далее... Но не последуем примеру врагов наших в их буйстве и неистовствах, унижающих солдата. Они жгли дома наши, ругались святынею... Будем великодушны, положим различие между врагом и мирным жителем. Справедливость и кротость в обхождении с обывателями покажут им ясно, что не порабощения их и не суетной славы мы желаем, но ищем освободить от бедствия и угнетений даже самые те народы, которые вооружились против России.
Из приказа генерал-фельдмаршала Кутузова от 21 декабря 1812 г.
Свой отряд Давыдов нагнал уже за границей.
В соответствии с приказом из главной квартиры его казаки и гусары под водительством Степана Храповицкого ушли на ту сторону Немана, а сам он, неожиданно занедужив, позволил себе отлежаться пять дней в Гродно по настоянию личного лекаря генерала Милорадовича. Едва почуяв себя лучше, Денис вскочил в санки и помчался по морозцу следом за отрядом, который и догнал 18 декабря в Тикочине.
Здесь, видя на груди у своих офицеров по нескольку боевых наград, он наконец всерьез задумался и о собственных неуваженных заслугах. Как-то так получилось, что за все время действия своей поисковой партии Давыдов сносился непосредственно с Коновницыным и Кутузовым без посредников. Он хлопотал о подчиненных, а его представить к награждению было некому. Теперь же Отечественная война завершилась, начиналась новая кампания. Ничего не оставалось, как обратиться со своею заботой непосредственно к главнокомандующему.
Из Тикочина он без всяких околичностей написал Кутузову:
«Ваша светлость! Пока продолжалась Отечественная война, я считал за грех думать об ином чем, как об истреблении врагов Отечества. Ныне я за границей, то покорнейше прошу вашу светлость прислать мне Владимира 3-й степени и Георгия 4-го класса».
Через четыре дня нарочный из главной квартиры привез пакет с обоими крестами и послание от Коновницына.
Давыдов был доволен. Особенно радовало то, что наградные бумаги его подписал только что прибывший к войскам из Петербурга государь, и на этот раз без всяческих проволочек.
Однако позднее от добрейшего Петра Петровича Коновницына он узнает, что царь, относящийся к поисковым отрядам с явным, нескрываемым предубеждением, не захотел поощрять партизанских подвигов Давыдова.
— А в действительных сражениях полковник Давыдов участвовал? — спросил он Коновницына.
— Неоднократно, ваше величество! Лишь из последних могу назвать славное его дело под Белыничами, где проявлены были сим командиром чрезвычайная храбрость и упорство; а как он Гродну занял, выдворив оттуда австрийцев в превосходящих силах!..
— Так надобно и отметить в наградных реляциях, — строго указал император. — Орденские знаки требуют порядка и всегда должны иметь подтверждение — за что даны...
Кстати, позднее от того же Петра Петровича Коновницына Денис узнает, что сам светлейший намеревался наградить первого армейского партизана куда достойнее:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161