Девять девственниц уже провели в саду золотых дев три года, и каждой исполнилось шестнадцать лет. Это жители Вешума выложили Симму раньше, чем он успел их о чем-нибудь спросить. Они долго распространялись о святости дев. Теперь на угольно-черной голове статуи Бога красовался золотой венец, на ногах сверкали золотые браслеты, а на плечи была накинута мантия из ярко-красного бархата. Каждый девятый закат ему приносили в жертву черную корову. Симму видел этот ритуал, ничуть, впрочем, не впечатливший его. Во всех лавках Вешума, у каждого торговца тонким шелком и изящными драгоценностями, яркими леденцами и эротическими курениями, продавались статуэтки Бога, маленькие подобия статуи у храма — считалось, что они приносят счастье.Повсюду — на постоялых дворах и в харчевнях, на обсаженных пальмами террасах, спускающихся к реке, — стоило только Симму задать какой-нибудь незначительный вопрос, как его тут же отводили в сторону и пространно рассказывали обо всем, что, по мнению горожан, могло пригодиться паломнику; о девятилетнем сроке, о золотом святилище, в котором находился колодец, о высокой раскаленной стене, об армии дозорных, о сторожевых башнях и свирепых чудовищах, обитающих на склонах гор. Однажды утром Симму, разговаривая на террасе с одним каменщиком, заметил, что к нему с трагическим видом приближается женщина, закутанная в покрывало. Каменщик тоже увидел ее и сказал:— Обрати внимание, чужестранец, вот идет одна из тех святых дев сада. Три года уже прошло с тех пор, как закончился ее срок. Она ушла из сада, рыдая в отчаянии, а недавно она заколола своего мужа.Женщина, которую, как и следовало ожидать, никто не собирался наказывать за убийство — священные и неприкосновенные девы сада никогда не обвинялись ни в одном преступлении, каким бы гнусным и отвратительным оно ни оказалось, — проходила теперь мимо, и Симму смог ее хорошенько рассмотреть. Она была высокая и стройная, но босая. Как и положено вдове, она носила траур, а ее лицо скрывала вуаль. Хотя Симму и не смог разглядеть черты ее лица, он слышал ее стоны и причитания, видел, как слезы, стекая по вуали, капают ей на грудь.— Она, вероятно, скорбит о том, что убила мужа? — простодушно спросил Симму.— Конечно, нет, — с гордостью заявил его собеседник. — Девы частенько убивают своих близких. Они страшно тоскуют по саду, куда им нет возврата, и по таинственной близости Бога. Я даже не сомневаюсь, — зловещим шепотом добавил он, — что эта несчастная скоро попытается пробраться туда. Все они так поступают. — И рассказчик красочно описал, как закутанные в покрывало, рыдающие изгнанницы отправляются в одиночку через пустыню, взбираются по горным склонам и ждут у пылающей стены, когда откроется узкая дверь.— Неужели их никто не останавливает? — удивился Симму.— Остановить святую деву? С какой стати кто-то будет их останавливать? Их всегда можно узнать по платью, покрывалу и рыданиям… А чужестранцам следует держаться подальше от тех мест. К тому же чудовища, живущие в горах по воле Бога для защиты сада, легко отличат чужеземца от жителя Вешума, и всех чужеземцев они разрывают в клочья.— А если дева добралась до двери и та открылась, что тогда?— Там есть одно чудовище, которое страшнее остальных. Оно сторожит дверь и не пускает никого, кроме тринадцатилетних девочек, входящих туда по воле Бога. Это чудовище не пустит несчастную в сад, и она вскоре кончит жизнь самоубийством. Так всегда бывает.— А если ей удастся проникнуть в сад?— Это невозможно!— Похоже, что так. Но предположим все же…— Нет, нет! Я не собираюсь богохульствовать. В сад никогда не попасть никому, кроме девяти прекрасных юных дев, чистых, как лилии, и пленительно невинных. Всем бы женщинам быть такими, но, увы, лишь немногим это удается. А еще говорят, что в саду эти милые и наивные создания играют с самками зверей, добрыми и нежными, как ягнята. В этот сад не допускается ни один мужчина, кроме, конечно, самого Бога.В этот момент скорбная фигура под покрывалом уже скрылась в толпе. Симму поспешно попрощался с каменщиком и крадучись последовал за женщиной.Следить за ней не составляло труда. Толпа почтительно расступалась перед девой-убийцей, а она шла по улицам, не переставая громко рыдать и стонать. Вскоре стало ясно, что каменщик не ошибся: женщина действительно отправилась прямо к колодцу. Выйдя из города, несчастная прошла среди песчаных дюн. Симму держался от нее чуть поодаль.Упорная дева шла вперед по бесплодной, лишенной тени пустыне, пока жар полуденного солнца не стал совсем невыносимым. Она добралась до одиноко стоящего мрачного камня, иссеченного песчаными бурями и раскаленного солнцем, и присела отдохнуть в тени у его подножия. Симму приблизился к ней, ступая совершенно бесшумно.Из всех демонов только ваздру умели пением навевать на людей сон. Эшвы были лишены этой способности лишь потому, что не умели разговаривать. Симму по-рысьи подкрался к женщине сзади и запел, подражая ваздру. Наверняка, на слух демона, его подделка оказалась намного хуже оригинала. Однажды у соленого озера Симму уже пытался сделать нечто подобное, и эшва с презрением посмеялся над ним: «Твоя тихая поступь напоминает удары грома, мы же — воздух». Тем не менее, и это посредственное пение оказалось достаточным для смертной.Успокоившись, женщина перестала исступленно рыдать, прислонилась к скале и облегченно вздохнула. Симму приподнял покрывало девы. Хотя глаза несчастной стали красными от слез, а рот скривился в сварливой гримасе, она все еще оставалась красавицей. Симму поцеловал ее, и губы, сведенные судорогой, расслабились, на лице ее появилась блуждающая улыбка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133