Девочка была в том возрасте, когда все мужчины представлялись ей грубыми и неуклюжими созданиями, пленительными и отталкивающими одновременно.«Бог» не двигался с места и молчал, и девочка подняла голову, а потом выпрямилась. Она обладала непосредственностью истинной аристократки и, обняв «Бога» одной рукой, поцеловала его в губы. Ей показалось, что она прикоснулась к чему-то восхитительному, но не живому, вроде статуи из полированного оникса. Что касается «Бога», то он лишь загадочно улыбнулся, а его золотые ресницы слегка вздрогнули.Нет, это был не Бог. Боги не покидали Верхний Мир, но в тех краях обитали волшебные создания — духи стихий. Они бродили среди облаков и звезд, купались в пламени закатов, наигрывали мелодии на длинных серебряных струнах дождя. Эти волшебные существа редко показывались людям, считая тех невероятно дикими и грубыми. Им больше нравилось бродить вдоль границ Верхнего Мира и, наблюдая издали, восхищаться богами. С виду духи стихий чем-то напоминали богов, хотя не до такой степени, чтобы можно было их перепутать. Так вот эти странствующие духи Верхнего, точнее, Подверхнего Мира иногда спускались на вершину холма с алтарем. Для чего они появлялись на этом холме, неизвестно. Также неизвестно, почему один из них оказался там именно тогда, когда пришла мать Кассафех и задремала на алтаре. Возможно, человеческая фигура на безлюдной вершине заинтересовала дух.Когда девочка поцеловала его, дух заговорил, и его негромкий голос напоминал ей звуки арфы.— Не целуй меня больше, — сказал он. — Это может сделать тебя матерью моего ребенка.— Ну, конечно, — насмешливо фыркнула девочка. Она, разумеется, отлично знала, что именно может сделать ее матерью.— Мы зарождаем новую жизнь поцелуем, но ты смертная, поэтому, чтобы зачать ребенка, тебе потребуется еще и семя смертного мужчины.— Если ты Бог, то выносить твое дитя — великая честь для меня, — объявила девочка и поцеловала духа еще раз. Тот задрожал всем телом, и девочка вдруг почувствовала, как нечто, обладающее вкусом вина и фруктов, наполнило ее рот. Она проглотила это восхитительное нечто, и дух смежил фиолетовые с золотой каймой веки.— Я предупредил тебя, но ты не вняла моим словам. Пятеро детей родятся у тебя до того, как семя мужчины и та жизнь, что я передал тебе, смогут соединиться. Шестое твое дитя будет моим.Дух побледнел еще больше, слабо вздохнул, одновременно удовлетворенный и виноватый, а потом странный плащ поднял его в воздух. Вскоре таинственный незнакомец растворился в синем небе.Поздно вечером девочка вернулась домой в смущении и солгала няне, когда та спросила ее, где она была. К счастью, все обошлось без заметных последствий. Когда девочка несколько лет спустя вышла замуж за богатого внука пирата и уехала в далекий белокаменный Вешум, этот случай и вовсе стерся из ее памяти. Теперь он представлялся ей сном или девичьими фантазиями.Потом она родила купцу четырех дочерей и одного сына. Все дети были миловидны, что порадовало купца. В ночь зачатия шестого ребенка, когда семя мужа вошло в нее, женщина испытала такое мучительное наслаждение, что неожиданно вскрикнула. Никогда прежде она не испытывала ничего подобного. Купец от души поздравил себя с успехом, а узнав, что жена вновь беременна, поздравил себя еще и с плодовитостью.Дитя родилось в положенный срок, роды прошли легко, и с самого рождения ребенка мать наблюдала за девочкой со все возрастающим интересом и тревогой. Кассафех выглядела обычным ребенком без каких-либо сверхъестественных особенностей. Внешне она больше походила на мать, но унаследовала кое-что от трезвости и практичности отца. И все же было в ней нечто, отличавшее ее от остальных детей. Ее легкие, пушистые и не поддающиеся гребню волосы казались присыпанными золотым порошком, а глаза могли непредсказуемо менять цвет, что было вовсе не свойственно глазам смертных. Однако эти странности не бросались в глаза и приписывались игре света и тени или просто выражению лица девочки. На самом же деле девушка унаследовала все это от другого отца, с удивительными и в то же время бесцветными глазами.Потому-то, когда купец заговорил о Кассафех как о своей дочери, ее мать залилась краской. А он, вспомнив тот ее единственный возглас восторга и наслаждения жены, решил, что и она вспомнила о том же и устыдилась этого.Сама Кассафех в это время подслушивала у дверей. Когда она услышала о девяти девах и о том, что ей, вероятно, придется стать одной из них, ее глубокие, как омут, глаза от гнева из темно-зеленых стали светло-серыми.«Я никогда не соглашусь жить запертой в саду целых девять лет, — поклялась она. — Ничего хорошего это не сулит. Отслужив Богу, святые девы мрут, как мухи». Потом ей вспомнилось, что девы должны быть безукоризненно красивы. Тут же глаза Кассафех стали цвета индиго, и она бросилась искать острый нож. Но, найдя его, девушка посмотрела сначала на сверкающее лезвие, потом на свою кожу цвета водяной лилии и положила его на место.И вот наступил Великий День Избрания. Кассафех, вместе с другими достойными тринадцатилетними девицами, должна было отправиться на площадь перед храмом. Раньше никого не интересовало, богата или бедна девушка, решившая стать одной из девяти. Однако когда город разбогател, решено было, что и избранницами могут стать только дочери богатых и знатных людей.Претенденток провели по широкой лестнице внутрь храма, в огромный зал. Девочки поодиночке вошли в небольшую комнату, где жрицы придирчиво разглядывали несчастных, озлобленные изгнанием из сада. «Да это же просто уродина!
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133