В дверь глухо постучали. Она впустила Ганнунга. Он попытался ее схватить, но она увернулась и скользнула назад.
— Не так быстро, — сказала она.
— Почему? — нахмурился он. — Я два дня остужаю свои пятки и зевоту, ожидая, пока ты сообщишь, что мы можем встретиться. — Связь осуществлял ее главный раб, для которого доверенные ею зашифрованные фразы ничего не значили. В некоторых случаях он выполнял роль ее охранника. Она запретила ему говорить о том, что она называла секретом и тайным делом. По совету Ганнунга позднее она намекнула слуге, что это касается тюленей. Северяне знали об этих животных больше, чем исанцы, потому что на них охотились. — Ну что ж, завтра ты пойдешь на подкашивающихся ногах!
— Может, именно это заметила Мохта, — пробормотала Дахут.
— В чем дело? — датчанин двинулся на нее. Она сделала рукой отгоняющий жест.
— Постой. — В ее голосе звенел такой приказ, что он остановился и вытаращил на нее глаза. — Я ждала из-за предостережения. Меня предупредила моя сестра. Ходят толки. Как я узнала, даже в этой лачуге. Ты слишком долго слонялся без дела, недели две, а то и больше. Хватит уже.
Он смотрел сердито.
— Ты имеешь в виду то, что хочешь, чтобы я убил твоего отца? Зачем ты такая злюка?
— Ты поклялся, что сделаешь это, тем первым утром.
— Да, да, но…
Глаза ее сузились до голубых вспышек льда.
— Ганнунг, — сказала она, — ты спал с королевой Иса. Если об этом выскользнет хоть слово, тогда уповай на то, чтобы народ разорвал тебя на куски, пока тебя не возьмут люди моего отца, потому что он доведет тебя до смерти всеми медленными путями, какие знают римляне.
Он вспыхнул и рассвирепел.
— Ты угрожаешь? Клянусь Тором…
— Поднимешь на меня руку, и я сделаю так, что у тебя никогда в жизни больше не будет женщины. Я галликена.
Ганнунг на шаг отступил.
— Мы — любовники, — поспешно сказал он. — Я тебе пообещал.
От ее улыбки оттаяла холодная комната.
— Тогда стань королем, мой любовник, — напела она. — Когда станешь королем, будешь в безопасности, Ис будет твой.
— Думаю, скорее твой, — ответил он с интонацией, ставшей сухой. — Ну, должен тебе напомнить, было бы неразумно бросать ему вызов, когда он все еще лечится. Он может велеть мне подождать, а тем временем…
— Он уже исцелен. Теперь он старается восстановить силу, утраченную за время болезни. Вызови его прежде, чем он закончит. Больше он отказываться не может. В хороших условиях он ужасный противник. — Речь Дахут смягчилась. — Я не хочу, чтобы ты умер, Ганнунг. Я хочу, чтоб ты был рядом со мной, на протяжении многих грядущих лет.
— Все равно он может выиграть. А если нет, будут другие… — Датчанин поднял голову. — Но я не боюсь. Однажды предсказательница сказала мне, что удача всегда будет больше сопутствовать мне в хорошую погоду. А у нас снег, мгла и сильный ветер…
— Вплоть до сегодняшнего дня. Завтра наверняка будет то же самое. Ступай в Лес. Говорю тебе, ожидание куда опаснее любой битвы.
Некоторое время он молчал, потом произнес:
— Я пойду завтра.
— Сейчас!
Он покачал головой.
— Завтра рано утром. Может быть я погибну.
— Не погибнешь, — она двинулась к нему волнообразным движением.
— Это запрещает Норна, — ответил он. Улыбка смягчила строгость его лица. — Что у меня здесь есть, так это владычица — ты, непонятная, прелестная Норна. Подари мне дух для битвы.
— Пусть будет так, — согласилась Дахут и скользнула в его объятия.
Она проснулась, когда сквозь ткань окна пробился луч и прикоснулся к щеке. Уже давно начался следующий день. Она затаила дыхание. Ганнунга не было.
— О-о, — произнесла она, попытавшись подняться, сопроводив это одним из проклятий, которые она в детстве подслушала у Маэлоха. На теле здесь и там начинали расцветать синяки. Солома торчала из разорванного матраца. Морщась, она поднялась и доковыляла до кувшина с водой. Наполнив и осушив чашу, налив в таз воды, помывшись, она смогла небрежно заколоть волосы. На полу лежала одежда Киана. А роскошного платья, которое она скинула, не было. С криком она открыла сундук с одеждой. Там не было ни тканей, ни мехов, ни драгоценностей.
Дахут оделась и, спотыкаясь, вышла на улицу. Народ шел по своим обычным делам. «Должна была быть суматоха», — кусая губу, Дахут проделала мучительный путь к бухте.
Эллинг, где стояло судно Ганнунга, был пуст. Полуприкрытые Морские врата передразнивали ее, насмехаясь неуемной яркостью воды.
Подошел патрульный. Дахут завопила ему:
— Где северяне?
Он остановился, пристально на нее посмотрел и спросил:
— Зачем они нужны тебе, мальчик?
— Нужны! Где?
Он пожал плечами.
— Полагаю на пути туда, куда надумали плыть. Они уезжали в ужасной спешке, до первых лучей солнца, когда створки едва приоткрылись. Я и мои друзья подумали, что они наверно попали в переделку. Но мы не получали приказа их задерживать, да и они не выглядели, будто побывали в драке и несут награбленное — только вещи — но вот капитан, я сроду не видывал человека, настолько потерявшего терпение. Когда рассвело, я забрался на стену, чтобы посмотреть, так они гребли, как на гоночной яхте. Теперь они должно быть за много лье отсюда. Что тебя так опечалило?
Дахут взвизгнула и отвернулась от него. Изумленная Форсквилис рассматривала неряшливую фигуру, постучавшую в ее дверь. Наконец узнала.
— Иди за мной, — сказала она. Они пошли в скрипторий. Там она резко спросила. — Какого черта ты делаешь в это время?
— Ты должна мне помочь, — сказала Дахут охрипшим голосом. — Мы с тобой можем поднять шторм, ведь так? Или создать морское чудовище, или хоть что-то, что потопило бы корабль вероломных негодяев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137