Никогда не слыхал, чтоб они когда-нибудь заводили себе любовников. И раз ее отец говорит, что Митра запрещает брак, я ему верю, поскольку сам еще не сведущ в большинстве Мистерий. И все же, что станет с милой бедняжкой? Как она хоть когда-нибудь сможет освободиться, чтобы устроить свою собственную жизнь? Чудеснее всякого чуда, как она сможет стать королевой вроде тех, что у нас уже есть. Хотя, насколько это вероятно?
— Хочешь сказать, — сурово спросил Карса, — если ее отец сдастся и растление произойдет — ты дашь этому продолжаться неотомщенным?
— Он мой отец в Митре, — с трудом сказал Томмалтах.
— Я поклялся перед Господом, — заявил Карса, — что если он это с ней сделает, я его убью.
III
Сквозь облака летела полная луна. Там, где она их касалась, они серебрились, вокруг же оставалась дымка. Ледяной ветер обдувал долину, свистящую лощину. Он срывал с деревьев сухие листья и бичевал ими дорогу, по которой бежала Дахут.
Она завернула в Священное Место и остановилась. Дыхание рвалось в нее и из нее. За плечами развевался плащ. Капюшон опущен, и из наспех заплетенных кос выбивались спутанные локоны. Промеж трех темных корпусов тускло мерцали булыжники двора в приходящем и уходящем свете. Позади в Лесу скрипел Выборный Дуб. То и дело Молот ударял в Щит, и продолжал звучать замирающий звон.
Дахут воздела руки. Красный Дом стоял погруженный во тьму, король и слуги спали, но кто-то мог запросто проснуться. Она заговорила нараспев:
— Ya Am-Ishtar, ya Baalim, ga'a vi khuwa. Произнеся заклинание, мягко ступая, двинулась вперед. В лунном сиянии были видны разомкнутые губы, обнаженные зубы, оскал победителя в битве.
Однако она медлила всякий раз, когда под ее весом скрипели деревянные ступеньки; и засов она отодвигала с предельной осторожностью, приоткрывая дверь каждый раз на один дюйм. Едва щель стала достаточно широкой, она проскользнула внутрь и сразу ее закрыла, так тихо, как только возможно.
Прислушалась. Сквозь заглушённые стенами ночные звуки она слышала храп со скамей, где лежали люди. Поначалу в зале было темно, как в могиле, потом она смогла разглядеть некоторые черты изображений, чтобы разобраться. Идолы на колоннах вырисовывались четче, чем они были в действительности.
— Таранис, любовник Белисамы, будь со мной, возлюбленный Лера, — прошептала Дахут.
Она пробиралась по полу с осторожностью кошки. Присыпанный в очаге огонь предостерег ее несколькими кровавыми звездочками. Ей пришлось наугад ощупывать внутреннюю дверь, прежде чем она нашла затвор. За ней проход был не такой темный, поскольку в этой перестроенной половине были вставлены окна и погода бушевала не настолько, чтобы их пришлось закрыть. Стекла менялись от млечно-белого лунного света до зияющей черноты, но оставались слепыми, сквозь них в действительности ничего невозможно было разглядеть, словно они выходили за пределы мира.
Дверь королевской спальни была приоткрыта. Пройдя туда, она ее закрыла и опять же насторожено подождала, пока сердце не сделало несколько ударов. Единственное окно здесь выходило на запад, а луна еще не достигла зенита; потому самый яркий свет, проникавший в комнату был тревожный серый. Она могла видеть только Грациллония. Он лежал на боку. Рука и плечо поверх одеяла были голые. Он казался очень одиноким посреди огромной кровати.
Дахут села на пол снять сандалии, чтоб не шуметь. Поднявшись, отвязала веревочку, на которой держался ее плащ, и спустила одежду, словно это был пояс. Оставалась одна рубашка, которую она скинула через голову.
Мгновение она смотрела на свое тело, трогала руками гладкие изгибы, улыбалась. Потом несколько минут изучала, как обставлена комната, прикидывая расстояния и направления, планируя каждое движение. Наконец, подошла к окну. Когда Дахут задернула висящую сбоку занавеску, ее поглотила темнота.
Она тихонько прошла к кровати, нашла верхний конец одеяла, отдернула его, скользнула на матрац и лежала, пока не убедилась, что Грациллоний не двигается, затем набросила на себя покрывала и незаметно пододвинулась к нему. Он дышал медленно и глубоко. Действовало заклинание дремоты, и в течение нескольких часов одного прикосновения было бы недостаточно, чтоб его разбудить.
Он лежал к ней спиной. Она подвинулась животом к теплой твердости. По телу пробежала дрожь. Король пошевелился. Девушка слегка отодвинулась назад и подождала, пока он снова не утихнет.
Потом приподнялась на локте и приблизилась губами к его уху. Ее ноздри уловили мужской запах. Ее губы задевали его волосы и отросшую бороду.
— Грациллоний, — прошептала она, — я здесь. Я больше не могу не быть с тобой, Граллон, дорогой мой, возьми меня сейчас же. — Свободная рука скользила по его телу, по выпуклостям мускулов, спускаясь к пояснице. Сомкнула пальцы на том, что нашла, и пошевелила ими. Плоть взволновалась, уплотнилась, поднялась. Пульсировал жар. — Граллон, король, господин, любовник, твоя королева здесь.
— Ч-что? — неуверенно, изумленно прогромыхал его голос. — Кто? Тамбилис? — Он перевернулся, стал искать на ощупь, поймал ладонью грудь. — Ты? — затрепетала радость.
Она бросилась на него, остановила его язык своим, накинула свое бедро поверх его. Ее рука подрагивала и тянула, завлекая туда, куда хотела.
Он встал на колени и оперся на ладонь.
— Быстро, забирайся на меня быстро, — произнесла она с такой интонацией, которая могла принадлежать любой женщине.
Другая его рука гладила. Вдруг он остановился.
— Но ты, ты не Там… Форс… кто? — запнулся он. У него вырвалось: — Дахилис!
Он вырвался из ее объятий. Своим движением он раскачал матрас.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137