Радостные потому, что союз день ото дня рос, его влияние на рабочих было неоспоримо.
Вацлав Вацлавович Воровский позднее писал: «Период пропаганды в замкнутых кругах, доступных лишь сливкам рабочего класса, сменился взрывом накопившегося недовольства в широких слоях рабочих-„середняков“».
Это нашло свое выражение в массовом стачечном движении, которое в значительной мере было вызвано «деятельностью социал-демократических организаций („Союза борьбы за освобождение рабочего класса“ – в Петербурге, „Рабочего союза“ – в Москве)».
1896 год. Чугунолитейный «Перенуд». Стачка. Ее организовал член Центрального Комитета «Рабочего союза» В. Дешев.
За литейщиками – железнодорожные мастерские Рязанской и Ярославской дорог. Завод «Новый Бромлей». Завод «Старый Бромлей». Завод «Гужон».
И снова железнодорожные мастерские Курской и Белорусско-Балтийской дорог.
Еще несколько дней – и Москва будет охвачена всеобщей забастовкой.
А в Петербурге идет настоящая «промышленная война». Только там в отличие от Москвы тон задают не металлисты, а текстильщики.
В середине 1896 года «Рабочий союз» вел усиленную агитацию среди пролетариев 42 фабрик и заводов Москвы и имел связь с 15 социал-демократическими организациями иных городов.
Это не может не радовать.
Но полиция тоже не дремала. Она регулярно «пропалывала» ряды союза, охотясь в основном за его руководителями.
Печально, тяжело терять товарищей.
Июнь 1896 года – арестовано 60 человек, членов союза.
Ноябрь 1896 года – арестовано 89 человек, членов союза.
Московский обер-полицмейстер Трепов в восторге докладывал директору департамента полиции: «Результаты ликвидации блестящи: взято несколько мимеографов, два нуда „Манифеста Коммунистической партии“, две пишущих машинки, масса краски, желатина, множество нелегальных печатных изданий».
Но Трепов ликовал преждевременно. Ему померещилось, что союзу нанесен смертельный удар.
А между тем 14 ноября, через два дня после арестов, филеры принесли московскому обер-полицмейстеру листовку. Ее подобрали на заводе:
«По поводу арестов»
«Наш союз, насчитывающий своих членов почти на всех фабриках и заводах Москвы, не может быть разрушен никакими преследованиями и погромами. Будем по-прежнему бороться под знаменем и руководством „Рабочего союза“, уверенные, что он приведет нас к победе». И снова стачки, забастовки.
На арматурном Гаккенталя, на «Гужоне», заводах Дангауэра, Густава Листа, Доброва, Набгольца. И новые аресты.
12 декабря 1896 года охранка добралась и до руководителей союза. Десять арестовано.
В результате союз возглавили студенты из Московского высшего технического училища и универсант Вацлав Боровский.
Апрель–май 1897 года – арестовано 70 членов союза во главе с Воровским.
Конечно, эти аресты ослабили союз, но не уничтожили его. Обзор жандармских дознаний за 1897 год пестрит данными о рабочих сходках, листовках, призывающих к стачкам, к объединению. А это означало, что и обескровленный союз живет, союз борется.
Именно в это время уцелевшие руководители союза и решили подтянуть свежие силы из ближайших к Москве городов. И конечно, Дубровинский давно был у них на примете.
Руководители союза могли надеяться, что Иосиф Федорович еще не успел попасть в сферу наблюдения охранки и полиции. Его ни разу не задерживали, не арестовывали, не обыскивали.
Но это было не совсем так. Действительно, до поры до времени полиция не трогала Дубровинского, но следила за каждым его шагом.
Как только Иосиф Федорович сошел с поезда, открылась первая страница дневника наружного наблюдения. Это свидетельствует о том, что калужские шпики передали Иосифа Федоровича московским филерам, что называется, с рук на руки.
«Дубровинский, Иосиф Федоров, курский мещанин, двадцати лет, приехавший девятнадцатого сентября тысяча восемьсот девяносто седьмого года из Калуги и поселившийся в № 16 меблированных комнат Беловой, в доме домовладельческого товарищества по Большому Казенному переулку, в пять часов пятьдесят минут дня отправился в дом Боровкова, на углу Первого Волхонского и Божедомского переулка, где живет потомственный дворянин Тамбовской губернии Андрей Нилов Елагин, двадцати семи лет, с женой Елизаветой Алексеевой, двадцати семи лет, куда за пять минут перед тем пришла дочь коллежского асессора Мария Николаевна Карнатовская. Пробыв здесь час тридцать минут, Дубровинский вернулся домой. Иосиф Федоров Дубровинский в девять часов тридцать минут утра отправился в дом Дондукова по Сергиевскому тупику (Симоновская слободка), где проживают рабочие: крестьянин Тульской губернии, Веневского уезда, Подхожинской волости, деревни Подхожинских выселок Петр Никифоров Ястребов-Чумин, двадцати трех лет, и крестьянин Московской губернии и уезда, Дурыкинской волости, села Савельева Иван Романов Романов, семнадцати лет, известные по наблюдению за студентом Московского университета Николаем Николаевым Розановым, арестованным седьмого ноября сего года. Здесь наблюдаемый пробыл час тридцать минут, после чего вышел с Ястребовым-Чуминым, на Таганской площади разделились: Дубровинский направился домой, а его спутник – в дом тридцать шесть (проходной, по Александровской слободе). В четыре часа дня Дубровинский вышел на Новинский бульвар, встретил переплетчика – сына крестьянина Волоколамского уезда, Бухоловской волости и села, Тимофея Елисеева Дроздова, двадцати двух лет, и отправился с ним Проточным переулком к Москве-реке; в Никольском переулке Дроздов наведался на десять минут в дом Де-Виллейн, после чего оба пошли в пивную по Предтеченскому переулку, где и оставались долгое время…»
Конечно, Дубровинский вскоре заметил слежку, И он не заблуждался насчет того, сколько ему еще осталось бродить на свободе.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74