Словно подобное препятствие могло задержать команду обученных и отчаянных диверсантов... Людей, совершенно чуждых армейскому образу мыслей.
На приличном расстоянии от забора, внутри поместья, горели ослепительные пятна прожекторов, целившихся в окружающий мир, стерегших покой и благополучие Гектора.
У Элли Брэнд, припомнил я, даже "глазка" не было встроено в дверь...
Мой напарник, или наблюдатель, как назвал его Джексон, проскользнул в полутемную квартиру, предусмотрительно покашляв на пороге, дабы не схлопотать случайный удар ножом или пулю.
Подошел ко мне. Помолчал. - Дозоры сменяются каждые четыре часа, - уведомил он через минуту. - Ходят по двое. Дежурство обязательно для всех, за вычетом девицы и самого полковника. Смотрите, у ворот караулит Артуро Вальдес, повар. Мануэль Кордова обходит усадьбу по периметру с одним из сторожевых псов. Другой поранил ногу и отлеживается в будке.
Парень поглядел на мерцающий циферблат наручных часов.
- Через минутку будем созерцать Кордову, который объявится вон из-за той высокой сосны... А, вот и он, голубчик. Немножко не угадали.
Я вынул из кожаного чехла инфракрасный бинокль, покрутил рубчатое колесико, навел резкость и принялся изучать возникшую в поле зрения фигуру. Точнее, две.
Шагавший рядом с Мануэлем доберман-пинчер был огромным зверем: черным, с коричневато-рыжими подпалинами. Великолепная собака, ничего не скажешь... И проводник представлял собою внушительное зрелище.
Высокий для уроженца Латинской Америки, широкоплечий субъект. Понятно, почему заработал прозвище Медведь. Густые пиратские усы. Эту смуглую рожу я видал - мельком видал, когда бандитский седан промчался мимо, покинув на тротуаре совершенно мертвую Элли Брэнд.
Немало довелось потрудиться, полетать, поколесить и протопать, чтобы повстречаться вновь, хотя Мануэль Кордова не имел понятия о состоявшейся встрече. Понятие наличествовало одностороннее. Мое.
Странным образом, всякая ненависть исчезла бесследно. Явление почти обычное. Когда настает миг вожделенного мщения, злость пропадает, уступая место полному спокойствию.
Ибо вы понимаете: с минуты на минуту мерзавец умрет.
Бинокль у меня был хороший, изготовленный в Японии, 7х50; прекрасное разрешение, изумительная четкость. Я проследил, как мужчина и пес удаляются, исчезают за купами густых, по-видимому, колючих кустов.
- Н-да, - произнес я. - Стоило трудиться, прицел менять... На кой ляд нужны приборы ночного видения? Светло, точно днем. Четырехкратный оптический прицел поставили бы - и дело с концом.
Парень решил, будто я недоволен, и поспешил пояснить:
- Учитывали, что Бультман, возможно, выведет из строя электрическую сеть. Или сами они выключат прожекторы. Или...
- Дружище, я не сетую! Просто ворчу. Кто прицел регулировал, ты, что ли?
- Да. У меня по снайперской части больше опыта, чем у Джексона... Да, забыл! Марти. Мы обменялись рукопожатием.
- Эрик, - ответил я.
- Надеюсь, - ухмыльнулся Марти. - Если вы не Эрик, с меня голову свинтят.
Невзирая на дружелюбную болтовню, парень явно пребывал в раздражении. Тоже обычнейшее дело. Никому не по вкусу исполнить всю черную работу, обустроить позицию, обеспечить оборудование, а потом разостлать перед пришлым снайпером-бенефициантом ковровую дорожку, склониться до земли и следить, как он произведет весьма несложный выстрел, который с неменьшим, если не с большим, успехом произвел бы сам помощник... Но снайпер, явившийся на готовое, стяжает все причитающиеся лавры.
Кроме раздражения, в глазах Марти сквозило изрядное любопытство. Он отнюдь не знал, кого именно я вознамерился выводить в расход, ломал голову, строил всевозможные предположения.
- Все в полнейшем ажуре, - похвалил я. - Только дай, проверю мешки с песком. Передвину чуток, потому что руки у меня длиннее и винтовка ляжет иначе... Вот, хорошо... Теперь, Марти, самое время прилечь и вздремнуть. Если стрясется непредвиденное, буди немедля. Если нет - пни коленом под зад ровно в половине второго.
И я уснул.
По-настоящему.
Чем и произвел на Марти неизгладимое впечатление.
Куда большее, чем вызывала моя старинная слава предерзостного истребителя.
Будучи исправно разбужен, я зевнул, присел, потянулся, лениво встал на ноги и немедленно двинулся в сортир. Следовало тщательно опорожнить мочевой пузырь. Немало важнейших выстрелов пропало впустую, много ответственных заданий пошло насмарку лишь оттого, что в решительную минуту стрелок чувствовал себя не лучшим образом и думал не столько о мишени, сколько об унитазе.
Я заставил себя не размышлять о направлении ветра, если таковой поднялся опять. Не гадать, выстрелит ли окаянная винтовка вообще... Некоторые дают осечку...
А потом осталось только притаиться напротив распахнутого окна, в темной комнате, и выжидать, уложив ружейный ствол на мешки с песком. Дуло отстояло от оконного проема на добрый ярд, чтобы вспышка была не столь заметна извне.
Патрон в боевой камере.
Предохранитель спущен загодя. К лешему всякие предписания, касающиеся безопасности при обращении с огнестрельным оружием. Спокойно лежащая винтовка не пальнет по собственному произволу. А в последнюю секунду, впопыхах, палец может не довести рычажок до полного упора...
Оптический прицел оказался усовершенствованной армейской моделью, оставлявшей, между прочим, полный простор для каких угодно усовершенствований. Батарея, по словам наблюдателя, могла невозбранно работать много часов, а возможно, и суток, подряд.
Более того, - уведомил Марти, - ее просто необходимо включать заранее, дабы электрические цепи успели досконально прогреться и "стабилизироваться".
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67