Пока они еще не узнали его имени.
Лицо у него было чумазое и потное, мундир засаленный, весь в пятнах, вымокший под дождем. Чем ближе к линии фронта, тем сильнее нервничал солдат.
Растянувшееся войско окутывал дым. Но Давид и Хетер уже слышали треск выстрелов и грохот пушек.
«Их» солдат миновал полевой госпиталь – несколько палаток, поставленных посреди расквашенного дождем поля. Около ближайшей палатки рядами лежали неподвижные, ничем не накрытые тела и – что было куда более страшно – целая куча оторванных рук и ног. На некоторых остались обрывки одежды. Двое солдат бросали руки и ноги в огонь походной печи. Из палаток доносились приглушенные, полные муки крики раненых.
Солдат сунул руку в карман мундира и вынул колоду игральных карт – помятых и перевязанных бечевкой, и картинку.
Давид, работая элементами управления червокамерой, «заморозил» изображение и навел фокус на белый квадрат. Увеличив изображение настолько, что оно стало крупнозернистым, он медленно произнес:
– Это женщина. – И добавил: – А это вроде бы осел. А это… О…
Хетер улыбнулась.
– Он боится. Думает, что не доживет до конца дня. Он не хочет, чтобы эту гадость отправили домой вместе с остальными его вещами.
Давид возобновил просмотр. Солдат бросил карты и фривольную картинку в грязь и затоптал ботинком. Хетер сказала:
– Послушайте. Что он поет?
Давид увеличил громкость, отстроил частоту. Акцент у рядового был чудовищный, но все же слова можно было различить:


«В чистой больнице с белыми стенами
Мертвые спят, им спасения нет.
Кто-то кричит, вражьей саблей израненный,
Чей-то младенец родился на свет…»


Вдоль шеренги солдат проехал конный офицер. Его черная взмыленная лошадь заметно нервничала.
«Сомкнуть ряды! Подравняться! Сомкнуть ряды!»
Акцент звучал резко, непривычно для слуха Давида…
Грянул взрыв, полетели во все стороны комья земли. Тела солдат словно бы взорвались и разлетелись на здоровенные кровавые куски.
Давид отшатнулся от экрана. Это был снаряд. Вдруг, так неожиданно и быстро, началась война.
Сразу стало очень шумно: кто-то кричал «ура!», кто-то ругался, слышалась стрельба из ружей-мушкетов и пистолетов. Рядовой поднял свой мушкет, поспешно выстрелил и вынул из патронташа новый патрон. Он сжал его зубами. Стала видна пуля и порох, к его губам прилипло немного черного порошка.
Хетер пробормотала:
– Говорят, порох на вкус был похож на перец.
Еще один снаряд упал рядом с колесом артиллерийского лафета. Лошадь, стоявшую рядом с пушкой, разорвало в кровавые клочья. Мужчина, шедший рядом, упал на землю и с изумлением уставился на культю, оставшуюся от его ноги.
Вокруг рядового воцарился ад: дым, пламя, изуродованные тела, множество упавших наземь людей, корчащихся в страшных муках. Но как ни странно, солдат становился все спокойнее и продолжал идти вперед.
Давид сказал:
– Не понимаю. Он находится посреди мясорубки. Разве не разумнее отступить, спрятаться?
Хетер отозвалась:
– Вероятно, он даже не понимает, из-за чего идет война. Солдаты часто этого не понимают. В данный момент он отвечает только за себя; его судьба – в его руках. Возможно, он чувствует облегчение из-за того, что этот момент настал. У него есть определенная репутация, уважение товарищей.
– Это разновидность безумия, – заметил Давид.
– Конечно…
Они не расслышали свиста мушкетной пули.
Она влетела рядовому в глаз и вылетела из затылка, унеся с собой кусок черепа размером с ладонь. Давид увидел внутри головы солдата красно-серую массу.
Рядовой еще несколько секунд простоял, не выпуская оружие из рук, но его тело начало сотрясаться, ноги дрожали. А потом он рухнул на землю ничком.
Другой солдат выронил мушкет и опустился на колени рядом с ним. Он осторожно приподнял голову рядового и, похоже, стал пытаться затолкать мозг обратно в разбитый череп…
Давид прикоснулся к клавише. Софт-скрин погас. Он снял наушники.

Несколько секунд он просидел не шевелясь, ожидая, пока из его сознания выветрятся образы и звуки жуткого сражения времен Гражданской войны, пока их место займет сдержанная научная тишина «Червятника», где слышались только негромкие голоса сотрудников.
В каждом из кабинетов-кубиков вокруг люди вглядывались в тусклые изображения, полученные с помощью червокамер. Они нажимали на клавиши управления, прислушивались к звукам стародавних голосов, делали записи на желтых отрывных листках. Большинство из этих людей получили разрешение поработать в «Червятнике», предварительно подав научные заявки.
Эти заявки были рассмотрены комиссией, созданной под руководством Давида, а потом участников отбирали путем лотереи. Другие оказались здесь по приглашению Хайрема, как Хетер и ее дочь. Здесь находились журналисты, ученые, академики, жаждавшие разгадать загадки истории и узнать больше о личностях, представлявших особый интерес.
Где-то кто-то тихо насвистывал детскую песенку. Мелодия странно противоречила кошмару, до сих пор звучавшему в ушах у Давида. И все же он сразу понял, что это означает. Один из самых въедливых энтузиастов взялся определить, какая простенькая мелодия легла в основу «Загадочных вариаций» Эдуарда Элгара Элгар Эдуард (1857-1934) – английский композитор и дирижер.

, сочиненных им в тысяча восемьсот девяносто девятом году. На эту роль претендовало сразу несколько произведений – от негритянских спиричуэле и забытых мюзик-холльных хитов до песенки «Мерцай, мерцай, звездочка!». И вот теперь, судя по всему, искатель добрался до истины, и Дэвид без труда вспомнил слова этой милой песенки:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122