— Да нет, жизнеспособны, детка! Не сомневайся! — вырвались из моего горла слова, словно щебень из камнедробилки, разбивающей валуны в гравий.
— Ну, конечно, — прошептала она. — Дело в Лайзе, не так ли? Она должна быть реальной. Любая альтернатива немыслима. И если это приведет к переустройству пространственно-временного континуума, исторгнет тысячу лет истории временного ствола, подорвет всю программу Чистки Времени и все, что она с собой несет… Ну что ж, это небольшая цена за существование твоей возлюбленной!
— Я этого не говорил. Это твое суждение.
Она посмотрела на меня, как инженер смотрит на холм, который стоит как раз там, где он собирается построить идеально ровный переход.
— Пора приступать к делу.
В голосе ее отсутствовали малейшие признаки эмоций.
22
Остаток дня мы провели, методично обследуя станцию. Она была раза в четыре больше тех станций Берега Динозавров, на которых мы оказывались ранее. Восемьдесят процентов ее занимала установка, назначения которой мы не могли понять.
Меллия составила общий план станции, определила основные компоненты системы, нашла преобразователь энергии и расшифровала некоторые криптограммы на блоках пульта. Я следовал за ней и вникал.
— Все это как-то бессмысленно, — заявила она под конец.
Наступили сумерки, большое красное солнце отбрасывало на пол длинные тени.
— Я не могу себе представить функцию ввода интеллекта или интерпретирующую функцию, для выполнения которой понадобилось бы подобное энергообеспечение. Оно вне всяких разумных пропорций. А зачем все это незанятое ничем пространство? Что это за место?
— Большая центральная станция, — ответила я.
— Это еще что?
— Ничего особенного. Просто забытое здание в забытом городе, который, возможно, никогда не существовал. Конечный пункт.
— Возможно, ты прав, — сказала она задумчиво. — Если бы все это оборудование предназначалось для транспортировки грузов, а не для переброски персонала…
— Грузов? Каких грузов?
— Не знаю. Звучит маловероятно, не так ли? Ведь любая более или менее крупная интерлокальная переброска груза вела бы к ослаблению темпоральной структуры как в точке передачи, так и в точке приема…
— А может, им уже было все равно. Может, они, как и я, просто устали? Давай закругляться, — зевнул я. — Кто знает, вдруг завтра нашим изумленным взорам откроется простота и разумность всего этого.
— Что ты имел в виду, когда говорил, что им было все равно?
— Кто, я? Ничего, девочка. Ровным счетом ничего.
— Ты Лайзу когда-нибудь называл «девочкой»?
Эту фразу она произнесла очень резко.
— А причем здесь это?
— При всем! Все, что ты говоришь и делаешь, все, о чем думаешь, окрашено твоей идиотской слепой страстью к этой… этой воображаемой возлюбленной! Неужели нельзя забыть о ней и сосредоточиться на том факте, что временной ствол Центра Некса находится в крайней опасности — если ему уже не нанесен непоправимый вред твоими безответственными действиями!
— Нет, нельзя, — проговорил я сквозь зубы. — Есть еще вопросы?
— Извини, — сказала она безжизненным голосом и, закрыв лицо руками, покачала головой. — Я не хотела. Просто я устала… Так ужасно устала… И боюсь…
— Конечно, — сказал я. — Я тоже устал. Забудь об этом. Пошли поспим немного.
Мы выбрали раздельные комнаты. Никто не побеспокоился пожелать другому спокойной ночи.
23
Я встал рано; даже во сне тишина раздражала.
В конце спального крыла находилась хорошо оснащенная кухня. Очевидно, даже А-П-теоретики любили свежие яйца и ломтики обсахаренной ветчины из ноль-временного ликера, где не происходило старение.
Я заказал завтрак на двоих и отправился позвать Меллию, но передумал, услышав в большом зале шаги.
Она стояла у кресла координатора, одетая в свободное платье, и глядела на экран. Она не слышала, как я подходил, потому что я был без обуви. Когда я был уже на расстоянии десяти футов, она резко повернулась и, судя по выражению ее лица, с ней чуть не случился сердечный приступ.
Со мной тоже. Я увидел не красивое, пусть даже и недовольное лицо Меллии, а лицо старухи с седыми волосами, впалыми щеками и потускневшим взором, в котором, если и горела когда-то страсть, то было это очень давно. Она пошатнулась, и я едва успел схватить ее за тонкую, как палка, руку.
Она удивительно быстро пришла в себя. Черточка за черточкой лицо ее снова стало прежним, а взгляд, учитывая обстоятельства, был странно спокойным.
— Да, — проговорила старуха тонким, старым, но очень ровным голосом.
— Вы пришли. Я, конечно, знала, что вы придете.
— Приятно, когда тебя ждут, мэм, — пробормотал я, лишь бы не молчать.
— И кто же сказал вам? О нас, я имею в виду. То есть, что мы придем?
Она слегка нахмурилась.
— Экраны предсказателя, конечно. — Глаза ее смотрели куда-то мимо меня. — Позвольте спросить, а где же остальная часть вашей группы?
— Она… э… еще спит.
— Спит? Как интересно.
— Вон там, — кивнул я в сторону спален. — Она будет счастлива узнать, что мы здесь не одни. Вчера у нас был трудный день, и…
— Извините, вы сказали — вчера? Вы когда прибыли?
— Около двадцати четырех часов назад.
— Но… почему же вы не поговорили со мной сразу? Я ведь ждала… я была готова… уже так долго…
Голос ее чуть было не сорвался, но она быстро взяла себя в руки.
— Извините, мэм, но мы не знали, что вы здесь. Мы осмотрели место, но…
— Не знали?
Она была поражена, просто шокирована.
— Где же вы находились, мэм? Я думал, что мы осмотрели здесь все…
— Я… моя комната во внешнем крыле, — проговорила она потерянным голосом. Из уголков ее глаз выкатились слезинки, она нетерпеливо смахнула их.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47