Однако они шли все дальше. Бадер начал сильно хромать, но француз обернулся и произнес какую-то фразу, которая, как понял Бадер, означала, что осталось совсем немного. Прошло уже больше 40 минут. Стальной протез натер ногу до крови, и теперь при каждом шаге ее словно пронизывала раскаленная игла. Шатающийся и измученный, Бадер буквально повис на плечах у француза. Наконец тот просто закинул руку Бадера себе на шею и потащил дальше. Через сотню ярдов он остановился, усадил Бадера и принялся шумно отдуваться. Бадер увидел перед собой каменную стену и калитку. Человек открыл ее.
Он вошел внутрь, и Бадер заковылял следом по садовой дорожке. Впереди показалась дверь, из которой лился свет. И тут Бадер очутился в маленькой низенькой комнатке, оклеенной обоями в цветочек. На столе горела керосинка. Старые мужчина и женщина в черных блузах поднялись из кресел. Женщина обняла Бадера и поцеловала. Мадам Хике было уже больше 60 лет, ее лицо избороздили морщины. Ее муж был сухощав и сутул. Он царапнул щеку Бадера седыми усами. Молодой человек пожал ему руку и исчез за дверью.
Старушка ласково спросила:
«Vous etes fatigue?»
Тяжело опершись о стол, Бадер ответил «Oui» . Она взяла свечу и повела его вверх по лестнице в комнату, где стояла большая двуспальная кровать. Бадер так и рухнул на нее. Женщина поставила свечу на стол, улыбнулась и вышла. Он отстегнул протезы, испытав огромное облегчение, сорвал одежду и нырнул под одеяло на упоительно мягкую постель, еще успев подумать: «Они провели поганых фрицев. Через пару дней я увижу Тельму». И тут же заснул.
В 7 утра его потрясли за плечо и разбудили. На него смотрел старик, показывая в улыбке прокуренные зубы. Он оставил бритву и горячую воду. Бадер привел себя в порядок и осмотрел культю, из которой сочилась кровь. Нога жутко болела. Помощи ждать не приходится, нужно просто перетерпеть. Как делал это раньше. Он перевязал ногу и с трудом спустился по лестнице. Мадам ждала его, приготовив кофе, хлеб и джем. Пока он закусывал, она нацепила старую соломенную шляпу и вышла. Бадер просидел около двух часов в красном плюшевом кресле, пытаясь поговорить со стариком.
Мадам вернулась назад страшно возбужденная. «Боши — круглые дураки», — радостно сообщила она. Бадер кое-как сумел понять, что она ходила к госпиталю и видела, как мечутся немцы, обыскивая все вокруг. Прекрасная шутка! На своем увечном французском Бадер попытался объяснить женщине, что ему не следует оставаться здесь. Если немцы найдут его, то бросят в камеру, а потом отправят в лагерь военнопленных. Зато семью Хике вполне могут расстрелять. Он должен покинуть дом и спрятаться где-то в другом месте.
Мадам ответила: «Non, non, non…» Немцы никогда не найдут его здесь. Этим вечером придет ее племянник, который говорит по-английски, и они все обсудят. Он передаст Бадера подполью. Женщина осмотрела его правую ногу и принесла пару длинных шерстяных подштанников. Она отрезала одну штанину, быстро зашила конец, и получился прекрасный колпачок для ноги. Затем она припудрила культю, Бадер надел колпачок и почувствовал себя гораздо лучше.
В полдень над головой раздался знакомый гул моторов, и они вышли из убежища на задний двор. Затаив дыхание, он следил за каруселью в небе, крошечные искорки самолетов сверкали на солнце. Из окон домов высовывались женщины, которые размахивали швабрами и полотенцами и кричали « Vive les Tommies! Vive les Tommies!» Это было прекрасно. Скоро он вернется назад, но будет уже на самолете, который оставляет точно такой же инверсионный след…
* * *
На высоте 15000 футов, чуть южнее Сент-Омера, авиакрыло Тангмера сомкнулось вокруг «Бленхейма». Краули-Миллинг, возглавлявший непосредственное прикрытие, увидел, как открылся бомболюк, и длинный тонкий ящик с запасным протезом вылетел из него. Он походил на маленький фоб. Потом над ним развернулся парашют, и ящик мягко закачался, окруженный черными пятнами разрывов зенитных снарядов, которые выпустили озадаченные зенитчики.
Тихий, верный и отважный Стоко предложил сбросить его на парашюте вместе с протезом, чтобы ухаживать за своим командиром в тюрьме. Ему, разумеется, отказали. Тогда он с помощью Тельмы напихал в ящик запасных носков, табака и шоколада.
* * *
Мадам дала Бадеру на ленч холодной свинины и снова отправилась на место преступления. Она вернулась в полном восторге. Немцы были убеждены, что Бадер не может удрать слишком далеко. Они оцепили район вокруг госпиталя и суетились, точно муравьи, обыскивая все дома подряд. Но сюда никто заходить не собирался.
Бадер сидел, наслаждаясь отдыхом, который получили его натруженные ноги. Мадам снова ушла, чтобы полюбоваться на суматоху. Бадер сидел в плюшевом кресле полураздетый и думал: «Черт бы побрал этого племянника, говорящего по-английски». Примерно в 5.30 страшно хлопнула входная дверь, и он почувствовал порыв сквозняка. В комнату влетел старик, буквально снеся занавеску, и прошипел:
«Боши!»
Он схватил Бадера за руку и поволок его к задней двери. Лишь в последний момент Дуглас спохватился и схватил свою форменную куртку. Они выскочили в сад, двигаясь так быстро, как позволяли его ноги. В 3 ярдах от задней двери, у самого стены, стоял примитивный сарай — просто деревянный каркас, обшитый оцинкованным железом. Там были свалены корзины, садовые инструменты и солома. Старик оттащил в сторону корзины и солому, уложил Бадера на живот в самом углу и завалил всяческим хламом. Потом Бадер услышал, как старик бежит обратно в дом.
Долго ждать не пришлось. Через минуту он услышал голоса и звук шагов. Он без труда узнал грохот кованых сапог.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127