Это вдвойне досадно, оттого что прекрасный талант защищает далеко не прекрасное дело. Юные девушки не станут читать «Не зная почему»; даже молодые женщины и те поступят правильно, воздержавшись от этого чтения. Нужно иметь закаленное воображение, чтоб не закружилась голова от стольких блестящих парадоксов, стольких прекрасных, обольстительных и лживых речей, под которыми таится одно лишь ужасающее отрицание, всеразрушающее отрицание добра и зла.
Да, автор «Не зная почему» отрицает добро и отрицает зло, но это ужасное отрицание не содержит в себе ни горечи, ни пессимизма, наоборот даже, оно бесконечно непринужденно! И это непринужденное, это легкое принятие всяческого ужаса и всяческой анархии способно внушить некоторый страх.
Но нынешняя публика не отступает, увы, ни перед какими страхами. Поэтому мы без особого удивления констатируем блестящий успех романа Кармен де Ретц. Успех, безусловно, вполне заслуженный, но с точки зрения морали достойный сожаления.
«Значит, – подумала барышня Дакс, чувствуя себя сильно задетой, – это неприличная книга, и написала ее дама?»
Но дама-автор все же существо, безусловно достойное уважения! Например, госпожа Огюстюс Краван – строгая, нежная и внушающая нравственность, в черном платье, с седыми, гладко причесанными волосами. Барышня Дакс подумала, что Кармен де Ретц, без сомнения, вовсе не похожа на госпожу Огюстюс Краван. Бог мой! Подобно своему роману, эта романистка, быть может, дама «не вполне приличная». Барышне Дакс она внезапно представилась похожей на Диану д'Арк, которую она недавно видела, так же развалившуюся в такой же бирюзового цвета коляске и такую же накрашенную вплоть до волос. Но нет! Писательница! Она должна носить очки или хотя бы пенсне.
И какой странной жизнью должна она жить – ненормальной, необычной! У нее, наверное, нет домашнего уюта, нет хозяйства, нет детей; библиотека, рабочий кабинет, как у мужчин, и пальцы, выпачканные в чернилах. Любит ли она, любят ли их, этих женщин?..
Властный голос прозвучал из двери, которую, казалось, скорее выломали, чем открыли, – голос энергичной дамы, которая обеими руками трясла дверные створки, – голос госпожи Дакс, толстой и приземистой, с желтым лицом и черными волосами.
– Алиса! Алиса! Господи, Боже мой, ты еще не переоделась! Уже восьмой час! Ты издеваешься, что ли, над своей матерью?
VII
Господин Габриэль Баррье, жених барышни Дакс, пришел к обеду только в без пяти минут восемь. И так как господин Дакс возвратился домой на четверть часа раньше, госпожа Дакс была лишена удовольствия осыпать оскорблениями своего мужа, который оказался более аккуратным, чем ее будущий зять. Это испортило ей настроение на весь вечер.
Ждали в гостиной – смешанной гостиной с мебелью смешанных стилей, стиля модерн и стиля Людовика XVI, желтой и красной. Господин Габриэль Баррье вошел, церемонно раскланялся с госпожой Дакс, потом долго пожимал руку господину Даксу.
– Страшно запоздал, не правда ли? Тысяча извинений: я был у полицейского комиссара.
– Надеюсь, ничего неприятного?
– Пустяки: небольшой скандал в амбулатории. Разодрались две женщины.
Господин Баррье отпустил наконец руку своего будущего тестя и подошел к своей невесте. Стоя перед девушкой, он сперва окончил фразу:
– …Разодрались две женщины, и надо было препроводить их в участок.
Потом – в виде приветствия:
– Сегодня было ужасно жарко, не правда ли? Сейчас же вслед за этим отправились в столовую.
– А приятель Бернар? – спросил господин Габриэль Баррье.
Приятель Бернар соскучился ждать в гостиной и сел за стол.
– Я видел список наград в школе, – объявил господин Дакс. – Он получит пять первых наград и две вторых.
– Молодец! – восхитился господин Баррье.
Он расцеловал в обе щеки молодца, который так ловко разыгрывал скромника, что можно было ошибиться.
И все уселись за стол.
Господин Габриэль Баррье, практикующий врач, – прием на улице Президента Карно, от двух до четырех ежедневно, – тридцати лет от роду, рост шесть футов два дюйма, и белокурая борода, спускавшаяся почти до пояса. При его олимпийской красоте, при его фигуре ярмарочного атлета, ему скорее подходили бы роли героев авантюрных повестей, нежели роли героев романов – Портос, а не Тиренс. В каждой из этих ролей можно понравиться девушкам. Но господин Баррье не хотел ни той, ни другой роли. Как врач, он плевал на все то рыцарское и героическое, что может представиться во врачебной практике, и беззастенчиво заявлял, что исцеление больного только средство, а цель всего – гонорар. Как жених, он считал самым выгодным больше ухаживать за отцом и матерью, чем за невестой. С другой стороны, барышня Дакс не была настолько дерзка, чтоб жаловаться на это, – будучи довольна уже тем, что доктор Габриэль Баррье захотел жениться на ней.
– Так, значит, – сказал господин Дакс, разворачивая салфетку, – две женщины подрались в амбулатории?
Господин Баррье широким жестом изобразил, что он умывает руки, подобно блаженной памяти Понтию Пилату.
– Ну да! Чего же вы хотите, они были пьяны. Алкоголизм, вечно алкоголизм!..
Господин Дакс скривил длинное, острое лицо и сказал:
– Правящим классам необходимо вооружиться строгостью, чтоб очистить простонародье от его пороков.
Госпожа Дакс незамедлительно вспылила:
– Оставьте нас в покое с вашим очищением! Если бы вы не отняли у народа его веры, он не был бы так испорчен, а теперь вы уже ничего не поделаете!
Она ненавидела фразы мужа, и в особенности ненавидела его гугенотское, исключительно внутреннее, благочестие. Из чувства протеста и вызова она с шумом отправлялась два раза в неделю к обедне, хотя, по правде сказать, была не слишком верующей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52