я намерен ухаживать за барышней Дакс.
XII
Приглашение госпожи Терриан застало госпожу Дакс врасплох. Вязанье упало на колени, пальцы ее забарабанили по юбке. Три секунды она колебалась, и это колебание было гибельным для нее. Госпожа Терриан решительно процитировала поговорку:
– Молчание – знак согласия. Так, значит, это дело решенное.
– Но, – госпожа Дакс пыталась еще бороться, – но где же будет этот пикник?
– Все равно, это не имеет никакого значения. Где вам угодно.
Фужер, который крайне скромно сидел на стуле, подтвердил:
– Мы поедем все прямо вперед, сударыня.
И он незаметно улыбнулся барышне Дакс, будто тайком намекая на их утренние прогулки.
Барышня Дакс молчала, опустив глаза. Хотя она и знала о предстоящем посещении и была настороже, все же сердце ее сильно билось. Эта встреча ее матери с ее друзьями казалась ей чреватой опасностями, и она дрожала с головы до ног при мысли, что одно неосторожное слово могло открыть глаза бдительной госпоже Дакс и открыть ей, что вот уже добрых шесть недель ее дочь ежедневно встречалась с неизвестными, с артистами, с богемой! Преступное знакомство!..
И все же, почувствовав на себе взгляд Фужера, барышня Дакс не удержалась и ответила ему взглядом. Как нарочно Фужер был удивительно красив в этот вечер: в белом пиджаке, под которым виднелся вышитый жилет лилового шелка, он казался более гибким и стройным, чем когда-либо; его рубашка, тоже лиловая, превосходно оттеняла матовую бледность лица.
– На обратном пути, – обещала госпожа Терриан, – мы постараемся остановиться на какой-нибудь вершине, чтобы полюбоваться на Alpengl?hen.
– На что? – спросила госпожа Дакс.
– Как! – всполошилась госпожа Терриан. – Вы никогда не видели Alpengl?hen? Заход солнца в Альпах?!
– Нет. В это время мы с дочерью обычно переодеваемся к обеду.
– Но ведь это же преступление! И вы тоже, малютка? Подумайте! Вы должны видеть это сегодня же вечером! Нет ничего более красивого… Зачем вам переодеваться к обеду в пансионате? Послушайте, дитя мое, вы прекрасно выглядите в этом платье. Доставьте мне удовольствие, пойдите сейчас же – как раз бьет половина шестого – и бегите на верхнюю террасу. Вы попадете туда как раз вовремя. А я побуду с вашей матушкой, пока вы не вернетесь.
– Сударыня, – пролепетала барышня Дакс, – я не знаю… Я никогда не выхожу одна днем.
– Так что же! Здесь Фужер! Он только ждет разрешения сопровождать вас.
Фужер вежливо взглянул на госпожу Дакс.
– Вы разрешите, сударыня?
– Конечно, вам разрешат, – отрезала госпожа Терриан.
– Нет, нет! Не на террасу, – запротестовал Фужер, удерживая Алису за руку.
– Куда же вы хотите идти?
– На Вышку. Мы двадцать раз успеем добраться туда, при условии, что часть дороги пробежим бегом. И избавимся от отвратительной толпы туристов.
Она не спорила. Они побежали во весь дух по крутой дороге.
Солнце опускалось за кружево Долы. На юге Грейские Альпы пылали, освещенные последними лучами, как огромный горн.
Пламя лизало ледники. Нигде не было больше белизны. Снега рдели повсюду, подобно раскаленным угольям. И ночь быстро надвигалась с востока, сменяя серым цветом синеву неба.
– Если б кто-нибудь надумал изобразить эти краски на акварели, все стали бы кричать, что этого не может быть, – заметила барышня Дакс.
– Тише! – прошептал Фужер. – Слушайте, слушайте вечернюю тишь!
Их окружало удивительное спокойствие. Тьма теперь заволакивала вершины гор, одну за другой, и к пурпуру их она прибавляла свинцово-синие оттенки, с каждым мгновением становившиеся все более темными.
– О! – воскликнула барышня Дакс. – Все было розовым, а теперь…
– Молчите! Вы спугнете небесных живописцев.
Лиловато-розовые снега, как бы волшебством обесцвеченные, стали лиловыми, потом сделались цвета глициний. На одно мгновение, казалось, ночь остановилась. Горы сделались синими, совсем синими. И только закат еще сочился кровью, как длинный пылающий шрам.
– Кончилось, – сказала Алиса.
– Молчите! Начинается.
Внезапно Альпы преобразились. Нежданные оттенки, таившиеся в глубине эфира, – желтые, серые, – ринулись на кобальтовую синеву ледников, и возникла сверхъестественная зелень рдеющих Альп, Alpengl?hen. Пугающим влажным и бледным саваном заволокло, закрыло весь горизонт. Могильное и призрачное сияние трепетало в воздухе, подобное погребальной фосфоресценции в грозовые ночи на Атлантике. Вечные громады снегов без колдующего солнца на один миг показались в своем настоящем виде: кладбищем ужаса и отчаяния. Еще мгновение – и победоносная ночь погасила видение.
Теперь барышня Дакс молчала. Она была потрясена. Боязливо она схватила Фужера за руку.
– Нужно возвращаться, – сказал Фужер.
Она ответила «да» и не тронулась с места. Как бы не понимая ничего, она смотрела по сторонам.
– О! – внезапно пролепетала она. – Здесь…
Он удивился и осмотрелся кругом, следуя за ее взглядом. И внезапно он вздрогнул. Он вспомнил эти ели, эти папоротники. Да, на этом самом месте он целовал губы Кармен! Воспоминание об этих устах, оплакиваемых и желанных, непонятным образом сковало его язык. Здесь…
А барышня Дакс?.. Что хотела она сказать? Разве она знала? Быть может, видела?
Он остановил на ней испытующий взгляд. Она покраснела и отвернулась, как бы желая убежать. Он удержал ее сильной рукой. Она, задыхаясь, покачнулась; стан ослабел, грудь напряглась.
Не раздумывая, он наклонился над ней и, не встречая сопротивления, сладостно прикоснулся к ее вспотевшему виску.
XIII
В большой открытой коляске, которую разыскал Фужер, поместились все. Госпожа Дакс, по правую руку от нее Фужер, по левую – Жильбер Терриан, напротив госпожа Терриан, между Алисой и Кармен де Ретц, Бернара приткнули рядом с кучером.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52