Шаман все еще спрашивал Пламя о ее таинственных снах и о их значении. В конце концов он остался доволен ее ответами и приказал ей подождать около хижины до тех пор, пока он не обсудит свое заключение с Ночным Ястребом. Когда девушка вышла, шаман повернулся к Ночному Ястребу и спросил:
— Каково твое мнение о снах твоей жены, брат мой?
Ночной Ястреб признался:
— Я не до конца в этом уверен, но мне кажется, что она говорит правду. Когда мы в первый раз встретились с ней в форте, у меня возникло ощущение, что ее лицо искажено от изумления, вызванного узнаванием, но я тогда ничего не понял. Ее рассказ о том, что она видела меня во сне, многое объясняет. Что же касается других вещей: смерти ее матери, рождения нашего сына — я не могу объяснить этого. Вы знаете об этом гораздо больше, чем я. Что думаете вы, Совиные Глаза?
— Здесь есть о чем подумать. Я знаю, что она должна быть наказана за попытку сбежать от тебя, и я знаю, что она сильно разозлила тебя этим поступком, но я должен просить тебя умерить свой гнев. Пламя на самом деле может оказаться одним из провидцев, и в таком случае ей нельзя причинять вред, чтобы не накликать гнев духов на все племя. Ты должен найти способ наказать ее, но такой, который не нанес бы вреда ни ей, ни ребенку. Пламя должна научиться принимать свою жизнь среди нас и подчиняться тебе как мужу, но ты должен позаботиться и о том, чтобы научить ее всему этому.
Воин кивнул в знак согласия.
— А как же ее видения, Совиные Глаза? Как мы узнаем, правду сказала она или нет?
— Подождем, — посоветовал шаман. — Подождем и посмотрим, будут ли у нее еще видения, предсказания. И каждый раз, когда у нее будет нечто подобное, ты должен приводить ее ко мне, чтобы я мог объяснить значение ее снов. Она ведь сама сказала, что зачастую даже не понимает многое из того, что видит во сне. И было бы опасно недооценить даже малейшую деталь ее видений, если они и впрямь предсказывают то, что должно произойти.
— Думаю, что в этом случае есть только один способ наказать мою непокорную жену, — заключил Ночной Ястреб. — Она будет заключена в хижине для женщин на целый месяц. Если она решила жить отдельно от меня и от племени, пусть будет так. Целый месяц она будет выключена из нашей жизни. Ни одному человеку не будет позволено ни заговорить с ней, ни взглянуть ей в лицо. Ей также будет запрещено разговаривать с кем бы то ни было в течение этого времени. Может, после этого она будет ценить наше общество гораздо больше, чем прежде.
Шаман улыбнулся в ответ.
— Мудрое решение, Ночной Ястреб, — согласился он. — Поскольку Пламя пренебрегла нами, теперь и мы в свою очередь пренебрежем ею. Она умная женщина и очень скоро поймет свою ошибку. Через месяц она будет умолять тебя о том, чтобы ты уделил ей хоть немного внимания.
Перед всем племенем было объявлено, какому наказанию будет подвергнута Пламя. Она испытала огромное унижение, но единственное, что утешало ее, что ни Маленькой Крольчихи, ни Кривой Стрелы на собрании не было — они все еще не вернулись в деревню после того, как заявили, что отправятся навестить сестру. Только гордость спасла девушку от того, чтобы рухнуть перед Ночным Ястребом на колени. Хотя, конечно, она понимала, что ей определили необычайно легкое наказание. Если бы она не носила ребенка, была уверена она, наказание было бы гораздо суровее.
Но провести целый месяц в хижине для женщин, целый месяц в полной изоляции! Она хотела бы поговорить с Сияющей Звездой, извиниться, объяснить все и попросить совета у подруги. Даже сейчас она сожалела о своем поступке и мечтала только об одном — вернуться в хижину к Ночному Ястребу и продолжать с ним совместную жизнь, какую они вели до ее побега. Она надеялась на его прощение, но простит ли он когда-нибудь? Смогут ли они снова жить как жили раньше? Сохранится ли между ними то чувство и понимание, которое было прежде, или она уничтожила их хрупкую любовь и доверие навсегда?
У Пламени было достаточно много времени, чтобы поразмышлять над этими вопросами на протяжении тех долгих дней, что медленно сменяли друг друга за время ее пребывания в хижине. Каждый последующий день казался длиннее, чем предыдущий, а когда на улице стало жарко, жарко также стало и внутри хижины. Единственным спасением от духоты для Пламени были ее короткие прогулки к реке и те периоды, когда племя кочевало по другим местам. Насколько раньше она не любила сниматься с места, свертывать и заново устанавливать хижину, настолько теперь это стало для нее почти единственным развлечением.
Правда, ее вынужденное одиночество имело и свои преимущества: за время своего пребывания в хижине она несколько раз становилась невольным свидетелем того, как рождаются дети. За время ее заточения несколько женщин произвели на свет младенцев. И хотя ни одна из них не разговаривала с ней, хотя все смотрели сквозь нее, будто ее не существовало вовсе, они не могли закрыть ее глаза и уши, и Пламя с интересом наблюдала за всем, что происходит вокруг. Она стала свидетельницей чуда рождения человека, свидетельницей той боли, которая это рождение сопровождала, и той радости, которой в конце концов все завершалось.
Радость, с которой женщины брали на руки своих детей, вызывала слезы на глазах Пламени и быстрое постукивание сердца от одной только мысли, что придет день, и она сможет так же, как и они, прижать к груди своего ребенка.
Теперь Пламя стала меньше бояться рождения ребенка, чем раньше. Она начала думать об этом как об обычной физиологической функции или как о завершении акта любви между мужем и женой и награде материнством.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111