Я ничего не знала, не знала, как трудно быть солдатом или ждать, что он не придет с войны.
Элли представить себе не могла, сколько понадобилось усилий, чтобы пережить одновременно войну и любовь. Она налила Мэри еще чашку шоколада.
– Ах, я знаю, что говорят обо мне и мистере Берквисте. Не любовь, а одни сливки, вот как они это называют. Но они ошибаются. Теперь у меня есть пенсион благодаря кэпу Джеку. Мне не нужны деньги поверенного, а вот сам он – нужен. И я нужна ему. Нет, не для того, чтобы вести его хозяйство, а чтобы не дать ему превратиться в раздражительного, капризного старикашку. Никто не хочет всю жизнь быть одиноким или не иметь другого общества, кроме кошки. И он еще не так уж и стар, если вы понимаете, о чем я говорю.
Элли понимала, о чем она говорит: мурашки, доверие, навеки вместе. Но поделать уже ничего нельзя. Элли была уверена, что влюбилась.
Джек тоже расспрашивал окружающих.
– Брак – это такой важный шаг, Даунз. У вас нет никаких сомнений? Потому что после последнего оглашения отступить без позора уже нельзя.
– Это вы насчет Дарлы, капитан? – Бывший солдат готов был схватиться за пистолеты. – Потому что она работает в клубе и вы думаете, что я мог спать с ней без благословения церкви?
Джек поднял руки в знак того, что сдается и просит прощения.
– Нет, нет, вовсе нет. Просто брак – это навсегда.
– А постель – нет. Я это понимаю, и я не стал бы заниматься этим с Дарлой, если бы мы не собрались пожениться. Я знаю, вы видели нас…
Джек кашлянул, пряча неловкость. Он действительно застал парочку в кладовке.
– Было очень темно.
– Но дело не в постели. Я хочу быть с ней всегда, даже когда мы состаримся и когда у нас пропадет необходимость прятаться по углам и заниматься любовью в наемных каретах или под карточными столами.
Слава Богу. Джек подумал, не купить ли им особые разрешения, но свадьба должна была состояться очень скоро, и он полагал, что две недели не сыграют особой роли. Оставалось только надеяться, что они не назовут младенца Рулеткой или чем-то вроде в знак памяти.
– Я с ней счастлив, – продолжал Даунз, – и я хочу, чтобы она всю жизнь тоже была счастливой. А она сдержит свои обеты, если вас это беспокоит, так же, как и я. Мысль о том, чтобы лечь с другой, оставляет меня равнодушным. Мысль о том, что кто-то другой прикоснется к моей Дарле… – Он сжал кулаки. – Что же, мне, наверное, не хватит проворства, чтобы орудовать шпагой, но стрелять я могу. Есть и еще одно. Дарла знает, что я навсегда останусь хромым. Я не смогу танцевать или брать ее на длинные загородные прогулки, и это меня беспокоит, разрешите вам сказать. Но она говорит, что это делает меня более привлекательным, вроде того малого – Байрона. Ну и хорошо – пока она не ждет, что я стану писать ей стихи. И она учится читать – говорит, что ради меня. Как же мне не любить ее?
– Действительно, как? Вы только другой раз прячьтесь получше, хорошо?
– Мы же заперли дверь. Откуда нам было знать, что Кэллоуэй и Пэтси уже там?
– Дело не только в постели, кэп, клянусь. И не в том, что мне хочется защищать эту малышку. Теперь ей ничего не грозит, а мне все равно хочется присматривать за ней.
– Но жениться? В вашем возрасте?
– Я не так уж стар, прошу прощения. Просто у меня была тяжелая жизнь, вот и все. А теперь я нацелился на жизнь полегче. Не искать новую женщину каждый раз, когда у меня зуд начнется, не напиваться каждый вечер, чтобы чем-то заняться. Не пускаться в пьяные драки. Нет, я намерен быть хорошим мужем для своей девочки. Она того заслуживает.
– Уверен, что заслуживает. Пэтси, кажется, славная девушками она очень хорошо прислуживает Харриет и мисс Силвер. – Обе они теперь выглядели лучше, привлекательнее, аккуратнее и больше походили на леди, чем на подметальщиц улиц.
Широкая грудь Кэллоуэя раздулась от гордости.
– Она обучается своему делу хорошо и всерьез. И будет заниматься этим, пока не обзаведется собственными ребятишками.
– Только не торопитесь, прошу вас.
Кэллоуэй усмехнулся.
– Я же вам сказал, дело не только в постели. Моя Пэтси сладкая, точно сахар, и ласковая, как летний, дождик. И хорошенькая, как все эти картинки в музеях, куда вы ходите. И она любит меня, заскорузлого старого солдата в татуировке и все такое. Вы знаете, что при этом чувствует мужчина? Что он стал ростом в десять футов, кэп, да, в десять футов.
– Ну что же, хорошо, продолжайте в том же духе, Кэллоуэй, – сказал Джек, а потом торопливо добавил: – Но не в Кард-Хаусе. Я не хочу, чтобы Харриет увидела что-то неподходящее для ее нежного возраста.
– Тогда, наверное, я не могу показать ей свою новую татуировку, как обещал. Это слово «Пэтси», оно у меня на…
Джек вышел. Он не хотел знать, где оно у Кэллоуэя.
Спрашивать у поверенного о его намерениях казалось Джеку глупым, но он считал, что ради памяти сержанта Крандалла он обязан убедиться, что Берквист не играет безответственно с чувствами вдовы покойного.
– Это не ваше дело, сэр, – запыхтел пожилой поверенный. – Но скажу вам, что я не из ваших молодых повес, которые изображают из себя котов, шляющихся по городу. Так что можете не смотреть на меня так сердито. Я никогда не имел любовницы и твердо намерен жениться на Мэри Крандалл, если она захочет. Я всю жизнь жил один, обедал, когда хотелось, ходил в клуб, когда хотелось. Я никогда не думал жить как-то иначе, пока не появилась Мэри Крандалл и не дала мне понять, как я одинок и что это совсем не обязательно. Но чтобы переменить свои привычки, нужна твердость. – Говоря о твердости, поверенный посмотрел на свои колени и улыбнулся чему-то, что он потерял, как ему казалось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89