так вам и надо. Ваш колдун жив?
– В этом я сомневаюсь, если только он не знает секрета вечной молодости.
– Как и вы, маршал?
– Так вы верите в эти сказки?
– Я всему верю. Он был очень стар?
– Как Мафусаил.
– Как его звали?
– У него было красивое греческое имя: Альтотас.
– Какое страшное имя, маршал.
– Разве?
– Герцог! Вон возвращается карета.
– Превосходно!
– Мы все обсудили?
– Все!
– Мы едем в Париж?
– В Париж.
– На улицу Сен-Клод?
– Если угодно… Но ведь король ждет!..
– Это могло бы послужить лишним поводом для того, чтобы я уехала, если бы, паче чаяния, у меня не хватило решимости. Он меня помучил, теперь его черед взбеситься!
– Но он подумает, что вас украли или потеряли.
– Тем более что меня видели с вами, маршал.
– Послушайте, графиня, я тоже должен сознаться, что боюсь.
– Чего?
– Я боюсь, что вы об этом расскажете кому-нибудь и надо мной будут смеяться.
– В таком случае смеяться будут над нами обоими, потому что я еду с вами.
– Вы меня убедили, графиня. Кстати, если вы меня выдадите, я скажу, что…
– Что вы скажете?
– Я скажу, что мы ездили с вами вдвоем.
– Вам не поверят, герцог.
– Хе-хе, если бы не было его величества…
– Шампань! Шампань! Сюда, в кусты, так, чтобы нас не видели. Жермен, дверцу! Вот так, А теперь – в Париж, улица Сен-Клод в Маре. Гони во весь опор!

Глава 11.
КУРЬЕР

Было шесть часов вечера.
В одной из комнат на улице Сен-Клод, уже знакомой нашим читателям, возле пробудившейся Лоренцы сидел Бальзамо и пытался силой убеждения вразумить ее, так как она не поддавалась ни на какие его уговоры.
Однако молодая женщина смотрела на него искоса, как Дидона на готового уйти Энея, не переставала его упрекать и поднимала руки лишь для того, чтобы его оттолкнуть.
Она жаловалась на то, что была пленницей, рабыней, что не могла больше свободно дышать, не видела солнца. Она завидовала судьбе простых людей, она хотела бы стать вольной пташкой, цветком. Она называла Бальзамо тираном.
Потом она переходила от упреков к ненависти. Она рвала в клочья дорогие ткани, которые дарил ей супруг в надежде порадовать ее в вынужденном одиночестве.
Бальзамо обращался с ней ласково и смотрел на нее с нескрываемой любовью. Было очевидно, что это слабое, измученное существо занимает огромное место в его сердце, а может быть, и во всей его жизни.
– Лоренца! – говорил он ей. – Девочка моя милая, почему вы смотрите на меня как на врага? Зачем сопротивляетесь? Почему вы не хотите быть мне доброй и верной подругой? Ведь я так вас люблю! У вас было бы все, что угодно, вы были бы свободны и нежились бы в лучах солнца вместе с цветами, о которых недавно говорили, вы распростерли бы крылышки не хуже тех птиц, которым вы завидовали. Мы всюду ходили бы вдвоем, и вы увидели бы не только желанное солнце, но и людей в лучах славы, побывали бы на ассамблеях светских дам этой страны, вы были бы счастливы, и, благодаря вам, я тоже был бы счастлив. Почему вы не хотите такой жизни, Лоренца? Вы такая красивая, богатая, вам могли бы позавидовать многие женщины!
– Потому что вы мне отвратительны! – отвечала гордая девушка.
Бальзамо бросил на Лоренцу гневный и в то же время сочувственный взгляд.
– Тогда живите той жизнью, на какую вы сами себя обрекаете, – проговорил он. – Раз вы такая гордая, не жалуйтесь на свою судьбу.
– Я и не стала бы жаловаться, если бы вы оставили меня в покое. Я не жаловалась бы, если бы вы сами не вынуждали меня говорить. Не показывайтесь мне на глаза или, когда приходите в мою темницу, ничего мне не говорите, и я буду похожа на бедных южных пташек, которых держат в клетках: они погибают, но не поют.
Бальзамо сделал над собой усилие.
– Ну-ну, Лоренца, успокойтесь, постарайтесь смириться, постарайтесь хоть раз прочесть в моем сердце, переполненном любовью к вам. А может быть, вы хотите, чтобы я прислал вам книги?
– Нет.
– Отчего же? Книги вас развлекли бы.
– Я бы хотела, чтобы меня охватила такая тоска, от которой я бы умерла.
Бальзамо улыбнулся, вернее, попытался улыбнуться.
– Вы не в своем уме, – сказал он, – вам отлично известно, что вы не умрете, пока я здесь, чтобы за вами ухаживать, чтобы вылечить вас, если вы заболеете.
– Вам не вылечить меня в тот день, когда вы найдете меня на решетке моего окна, повесившейся вот на этом шарфе…
Бальзамо вздрогнул.
–..или в тот день, – в отчаянии продолжала она, – когда я сумею раскрыть нож и вонзить его себе в сердце.
Бальзамо побледнел. Холодок пробежал у него по спине. Он взглянул на Лоренцу и угрожающе произнес:
– Нет, Лоренца, вы правы, в этот день я вас не вылечу, я верну вас к жизни.
Лоренца в ужасе вскрикнула: она знала, что возможности Бальзамо не знают границ, и поверила в его угрозу.
Бальзамо победил.
Ее вновь охватило отчаяние, причину которого она не могла предугадать. Она дрожала при мысли, что попала в заколдованный круг, из которого нет выхода. В эту минуту над самым ухом Бальзамо прозвенел условный сигнал Фрица.
Послышалось три коротких звонка.
– Курьер, – сказал Бальзамо. Потом раздался еще один звонок.
– И срочный! – прибавил он.
– А-а, вот вы меня и покидаете, – проговорила Лоренца.
Он взял холодную руку молодой женщины.
– В последний раз вас прошу, – обратился он к ней, – давайте жить в согласии, в дружбе, Лоренца. Раз нас связала судьба, давайте сделаем судьбу союзницей, а не палачом.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35