..
– Меня, сир, упрекают в том, что я поддержал д'Эгийона, а не де ла Шалоте, но кто меня упрекает? Те самые люди, которые радостно распространили слухи о письме вашего величества. Вы только подумайте, сир: д'Эгийон превысил свои полномочия в Англии; иезуиты действительно были изгнаны; де ла Шалоте был прав; ваше величество сами открыто признали невиновность генерального прокурора. Нельзя так просто опровергать слова короля! В присутствии его министра – куда ни шло, но только не всенародно!
– А пока Парламент считает себя сильным…
– Он в самом деле силен. Еще бы! Членов Парламента бранят, сажают в тюрьму, оскорбляют, объявляют невиновными – еще бы им не быть сильными! Я не обвинял д'Эгийона в том, что он начал дело ла Шалоте, но я никогда не прощу ему того, что он оказался не прав.
– Герцог! Герцог! Зло восторжествовало. Давайте подумаем, как облегчить положение… Как обуздать этик наглецов?..
– Как только прекратятся интриги канцлера, как только д'Эгийон лишится поддержки, волнение Парламента уляжется само собой.
– Но ведь это означало бы, что я уступил, герцог!
– Разве вас, ваше величество, представляет д'Эгийон.., а не я?
Довод был убедительный, и король это понял.
– Вам известно, – сказал он, – что я не люблю вызывать неудовольствие у своих слуг, даже если они допустили оплошность… Однако оставим это дело, хотя оно меня и огорчает: время покажет, кто был прав… Поговорим теперь о внешней политике… Говорят, я собираюсь воевать?
– Сир, если бы вам и пришлось воевать, это была бы война справедливая и необходимая.
– С англичанами… Дьявольщина!
– Уж не боится ли ваше величество англичан?
– На море…
– Будьте покойны, ваше величество: герцог де Праслен, мой кузен и ваш морской министр, вам подтвердит, что располагает шестидесятые четырьмя кораблями, не считая тех, которые строятся на верфях, и строительных материалов еще на дюжину, их можно построить за год… Наконец, пятьдесят фрегатов первого класса, что весьма внушительно для войны на море. А для сухопутной войны мы подготовлены еще лучше, у нас есть Фонтенуа.
– Очень хорошо. Но чего ради я должен воевать с англичанами, дорогой герцог? Правительство аббата Дюбуа было гораздо менее удачным, нежели ваше, однако ему всегда удавалось избегать войны с Англией.
– Еще бы, сир! Аббат Дюбуа получал от англичан шесть тысяч ливров в месяц. – Герцог!..
– У меня есть тому доказательство, сир.
– Пусть так. Однако в чем вы видите причину войны?
– Англия хочет захватить всю Индию: я был вынужден отдать вашим офицерам самые строгие, самые жесткие приказания. Первая же стычка там повлечет за собой протест Англии. Я твердо убежден, что мы его не примем. Необходимо заставить уважать правительство вашего величества силой, как когда-то его уважали благодаря подкупу.
– Не будем горячиться. Кто знает, что там будет, в этой Индии? Это так далеко!
Герцог с досады стал кусать себе губы.
– Есть еще более вероятный casus belli Повод к войне (лат.)

для нас, сир, – заметил он.
– Что еще?
– Испанцы претендуют на право владения Малуинскими и Фолклендскими островами… Порт Эгмон незаконно был захвачен англичанами, и испанцы выгнали их; отсюда – ярость Англии: она предупреждает испанцев, что готова пойти на крайние меры, если ее требования не будут удовлетворены.
– Ну, раз испанцы не правы, дайте им возможность объясниться.
– Сир, а семейный пакт? Зачем вы настаивали на подписании этого пакта? Ведь он тесно связывает всех европейских Бурбонов и объединяет их против Англии.
Король опустил голову.
– Не беспокойтесь, сир, – продолжал Шуазель, – у вас великолепная армия, внушительные морские силы, у вас есть деньги, наконец. Я сумею добыть денег так, чтобы не возмущать народ. Если нам придется воевать, война принесет славу вашему величеству, и я предполагаю такое расширение территории, для которого найдется и повод, и объяснение.
– Знаете, герцог, сначала надо навести порядок внутри страны, а уж потом воевать со всем светом.
– Но внутри страны все спокойно, сир, – возразил герцог, делая вид, что не понимает короля.
– Нет, нет, вы сами понимаете, что это не так. Вы меня любите и хорошо мне служите. Есть и другие люди, уверяющие меня в своей любви, однако ведут себя совсем иначе, нежели вы. Надо привести всех к согласию. Видите ли, дорогой герцог, я хочу жить счастливо и спокойно.
– Не от меня зависит, чтобы ваше счастье было полным, сир.
– Прекрасно сказано. В таком случае приглашаю вас со мною сегодня отобедать.
– В Версале, сир?
– Нет, в замке Люсьенн.
– От души сожалею, сир, но моя семья очень обеспокоена распространенной вчера новостью. Все думают, что я впал у вашего величества в немилость. Я не могу заставить их долго страдать в неведении.
– А разве те, о ком я вам рассказываю, не страдают, герцог? Вспомните, как мы дружно жили, когда с нами была бедная маркиза.
Герцог наклонил голову, глаза его подернулись слезой, и он не смог подавить вздох.
– Маркиза де Помпадур радела о славе вашего величества, – произнес он. – Она хорошо разбиралась в политике. Должен признаться, что ее гений отвечал моему характеру. Нам частенько случалось бок о бок заниматься делами, которые она затевала. Да, мы прекрасно ладили.
– Но ведь она вмешивалась в политику, герцог, весь мир упрекал ее в этом.
– Это верно.
– А нынешняя, напротив, безропотна, как агнец.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35