Однако в то время, когда король приехал навестить ее в Люсьенн, он был в прекраснейшем расположении духа. Король был накануне не прав, он знал наверное, что его будут бранить. Значит, в этот день он был хорошей добычей.
Но как бы доверчива ни была дичь, на которую идет охота, у нее все-таки есть некоторый инстинкт самосохранения, и охотнику следует это иметь в виду. Впрочем, инстинкт ничего не значит, если охотник опытный!
Вот как взялась за дело графиня, имея в виду королевскую дичь, которую она собиралась заманить в свои сети.
Она была, как мы, кажется, уже говорили, в весьма смелом дезабилье вроде тех, в какие Буше одевает своих пастушек.
Вот только она была ненарумянена: король Людовик XV терпеть этого не мог.
Как только лакей доложил о его величестве, графиня набросилась на румяна и стала с остервенением натирать ими щеки.
Король еще из приемной увидал, чем занималась графиня.
– Ах, злодейка! – воскликнул он, входя. – Она красится!
– А-а, здравствуйте, сир, – проговорила графиня, не отрывая от зеркала глаз и не прерывая своего занятия, даже после того, как король поцеловал ее в шейку.
– Значит, вы меня не ждали, графиня? – спросил король.
– Почему, сир?
– Ну, раз вы так пачкаете свое личико!..
– Напротив, сир, я была уверена в том, что дня не пройдет, как я буду иметь честь увидеть ваше величество.
– Как странно вы это говорите, графиня!
– Вы находите?
– Да. Вы серьезны, как господин Руссо, когда слушает свою музыку.
– Вы правы, сир, я в самом деле должна сообщить вашему величеству нечто весьма серьезное.
– Я вижу, к чему вы клоните, графиня.
– Неужели?
– Да, сейчас начнутся упреки.
– Я – упрекать вас? Да что вы, сир!.. И за что, скажите на милость?
– За то, что я не пришел вчера вечером.
– Сир! Справедливости ради согласитесь, что у меня нет намерения отбирать ваше величество.
– Жанетта, ты сердишься.
– Нисколько, сир, меня рассердили.
– Послушайте, графиня: уверяю вас, что я не переставал о вас думать.
– Да что вы?
– И вчерашний вечер показался мне вечностью.
– Вот как? Да ведь я, сир, по-моему, ни о чем вас не спрашивала. Ваше величество проводит свои вечера там, где ему нравится, это никого не касается.
– Я был в своей семье, графиня, в семье.
– Сир, я об этом даже не узнавала.
– Почему?
– Что значит почему? Согласитесь, что с моей стороны это было бы непристойно.
– Так вы, значит, не сердитесь на меня за это? – вскричал король. – На что же вы сердитесь? Отвечайте мне по чести.
– Я на вас не сержусь, сир.
– Однако вы сказали, что вас кто-то рассердил?..
– Да, меня рассердили, сир, это правда.
– Чем же?
– Тем, что я стала чем-то вроде крайнего средства.
– Вы – «крайнее средство»? Что вы говорите?
– Да, да, я! Графиня Дю Барри! Милая Жанна, очаровательная Жанночка, соблазнительная Жаннетточка, как говорит ваше величество. Я – крайнее средство.
– В чем же это выражается?
– А в том, что мой король, мой любовник бывает у меня тогда, когда госпожа де Шуазель и госпожа де Граммон им пресытились.
– Ох, графиня!..
– Клянусь честью, хотя бы я от этого проиграла, но я скажу откровенно, что у меня на сердце. Рассказывают, что госпожа де Граммон частенько вас подстерегала у входа в спальню. А я поступлю иначе, нежели благородная герцогиня. Я стану поджидать на выходе, и как только первый же Шуазель или первая Граммон попадется мне в руки… Пусть поберегутся!
– Графиня! Графиня!
– Что же вы от меня хотите! Я дурно воспитана. Я – любовница Блеза, прекрасная бурбонка, как вы знаете.
– Графиня! Шуазели сумеют за себя отомстить.
– Ну и что же? Лишь бы они мстили так же, как я.
– Вас поднимут на смех.
– Вы правы.
– Ах!
– У меня есть одно чудесное средство, и я хочу к нему прибегнуть.
– Что вы задумали?.. – с беспокойством спросил король.
– Я просто-напросто удалюсь. Король пожал плечами.
– Вы мне не верите, сир?
– Признаюсь откровенно, нет.
– Вы просто не даете себе труда поразмыслить. Вы путаете меня с другими.
– То есть, как?
– Ну конечно! Госпожа де Шатору хотела быть для вас богиней. Госпожа де Помпадур мечтала быть королевой. Другие хотели стать богатыми, могущественными, пытались унижать придворных дам, пользуясь вашей благосклонностью. Я не страдаю ни одним из этих недостатков.
– Вы правы – А достоинств много.
– Вы и тут правы.
– Вы говорите не то, что думаете.
– Ах, графиня! Я более, чем кто бы то ни было, знаю, чего вы стоите.
– Пусть так. Послушайте: то, что я скажу, не должно поколебать вашего убеждения.
– Говорите.
– Прежде всего, я богата; мне никто не нужен.
– Вы хотите, чтобы я об этом пожалел, графиня.
– И потом, я не так спесива, как эти дамы, у меня нет таких желаний, исполнение которых тешило бы мое самолюбие. Я всегда хотела одного: любить своего поклонника, будь то мимикетер, будь то король. С той минуты, как я перестаю его любить, я ничем больше не дорожу.
– Будем надеяться, что вы еще хоть немножко мною дорожите, графиня.
– Я не договорила, сир.
– Продолжайте, графиня.
– Я хочу еще сказать вашему величеству, что я хороша собой, молода, я еще лет десять буду привлекательной; я буду не только счастливейшей женщиной, но и наиболее почитаемой с того самого дня, когда я перестану быть любовницей вашего величества. Вы улыбаетесь, сир. Я сержусь еще и потому, что вы не хотите поразмыслить над тем, что я вам говорю.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35