Питер выбрал ее.
Мне следовало перестать думать о Питере. Истинной причиной моей зависти был ребенок. Именно его появление на свет заставило меня осознать, что в браке с Эдвардом о детях не было и речи.
В стране царствовала эйфория. Наполеон — этот тиран, пугавший нас нашествием чуть ли не всю жизнь, — находился в ссылке. Можно было думать о повседневных делах, не опасаясь, что наши планы может разрушить вражеское вторжение.
— Французы никогда не позволят этому человеку вновь встать на ноги! — таков был приговор моего отца.
— Я думаю, — ответила мать, — что французы обожали его, поклонялись словно Богу!
— Я хотел сказать, что мы не должны позволить французам опять привести к власти подобную фигуру!
— Да и любой другой нации, если уж на то пошло, — добавила мать. — Почему люди не понимают, насколько радостней простая мирная жизнь, без всех великих завоеваний?
— К сожалению, — заметил Дэвид, — не народ решает такие вопросы, а так называемые большие люди!
— Конечно, они прежде всего беспокоятся о своей славе, но при этом приносят горе миллионам людей! Интересно, что Наполеон думает сейчас, скрежеща зубами на Эльбе?
— Несомненно, о побеге! — заявил отец.
— Этого никогда не произойдет! — возразила мать. Все считали, что с Наполеоном покончено. Он был не первым человеком, мечтающим о завоевании мира, и, безусловно, не последним. Но на этот раз диктатор потерпел окончательное поражение, и мы могли спать спокойно.
Стоял чудесный майский день, когда к нам приехали гости. Я была в Эверсли и сидела в саду с матерью, Клодиной и Амарилис, когда одна из служанок подошла к нам и сообщила, что двое джентльменов желают видеть мою мать. «Это — иностранцы», — добавила она.
— А они не представились? — спросила мать.
— Нет, мадам! Просто сказали, что хотят видеть вас.
— Пусть пройдут сюда, — сказала мать.
Они пришли. Некоторое время мать пристально вглядывалась в них, потом побледнела, и я решила, что она теряет сознание. Клодина привстала и тихонько вскрикнула.
Мать почти неслышно произнесла:
— Это действительно?.. — и, вскрикнув, бросилась в объятия старшего из мужчин. Тот, что помоложе, стоял и рассматривал нас с Амарилис, с изумлением наблюдавших за этой сценой.
— Шарло!.. Шарло!.. — мать. Клодина пробормотала:
— Ах, Шарло, неужели это ты?
И она тоже бросилась в его объятия. Шарло! Сын моей матери от первого брака, покинувший Англию еще до моего рождения!
— Мой милый любимый сын! — продолжала бормотать мать. — подумать… После всех этих лет…
— Я вырвался, как только стало возможным. Эти годы показались мне вечностью… Ты сразу узнала меня?
— Мой милый мальчик, да как же я могла не узнать тебя!
— Это Пьер, мой сын!
Мать взяла молодого человека за руки, посмотрела ему в лицо, потом расцеловала.
— Только подумать, что это — мой внук! А это твоя тетушка Клодина… Шарло, это моя дочь Джессика, твоя сводная сестра, и Амарилис, дочь Дэвида и Клодины!
— Как много произошло с тех пор, как я уехал!
— Все эти годы… Как долго пришлось ждать! Расскажи мне… Ты должен погостить у нас подольше! Нельзя, чтобы ты просто появился и уехал. Нам нужно о многом поговорить, обо всем, что произошло за эти годы!
— Я давно хотел приехать, но до последнего времени и речи быть не могло о том, чтобы попасть сюда.
— Слава Богу, все закончилось и тирана отправили в ссылку!
— Теперь Францией правит король, мама. На ее глаза навернулись слезы:
— Ты всегда был настоящим роялистом, дорогой Шарло! — тут же она обратилась к Амарилис:
— Сходи, пожалуйста, попроси приготовить комнаты для гостей и узнай, что там делается на кухне. Оповести всех, что приехали мой сын и внук!
Мать, не отрываясь, смотрела на Шарло. Я понимала, как тяжело ей далась разлука. Должно быть, она не видела его более двадцати лет? Войны, революции! Они разрушали не только государства, но и счастье многих семей! Как мы все страдали от них! Теперь произошло воссоединение: блудный сын вернулся домой!
Когда мать немножко успокоилась, мы уселись в саду и Шарло начал рассказывать о своих виноградниках в Бургундии. Луи-Шарль тоже был не прочь приехать сюда, но решили, что не следует оставлять хозяйство без присмотра. Пьер был старшим сыном Шарло. Ему уже исполнилось шестнадцать, и он изучал виноделие. Кроме того, у Шарло было еще два сына — Жак и Жан-Кристоф, и две дочери — Моника и Андре.
— Вы стали настоящими отцами семейств!
К нам присоединился отец. Он изумился, увидев Шарло. Ему понравился юный Пьер, и он тут же поддержал беседу о виноградниках. Но больше всего, пожалуй, его радовало лицо матери, светившееся счастьем.
Я никогда не видела ее такой довольной. Все эти годы, должно быть, она испытывала чувство потери, не имея никаких сведений о сыне. Мысль о том, что он находится совсем недалеко, за узким проливом, и, тем не менее, о нем ничего невозможно узнать, не давала ей покоя. Смерть необратима, и человека долгие годы могут терзать воспоминания. Но еще хуже неизвестность, когда идет опустошительная война и многие годы тебя мучают неизвестность и постоянное чувство страха, отсутствие уверенности в том, увидишь ли вновь близкого человека.
Я попрощалась и отправилась домой, чтобы рассказать обо всем Эдварду.
Сегодня в Эверсли царила радость. Как мне хотелось быть там и разделять ее!
Шарло погостил в Эверсли две недели и, уезжая, уверил нас в том, что вскоре вернется и привезет с собой остальных членов семьи. Кроме того, нас должен посетить Луи-Шарль со своими сыновьями.
— Что же касается тебя, мама, — сказал он, — ты обязательно должна приехать к нам, в Бургундию.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123