Наконец, мы распрощались. Когда мы проезжали мимо Эндерби, я сказала:
— Давай заедем, у нас есть время.
Амарилис согласилась. Подъехав к дому, мы заметили Тамариск, сидящую верхом на пони, которого она получила в подарок на последнее Рождество.
Я не могла видеть Тамариск, не вспомнив о цыгане Джейке: она была очень красива, хотя и не обычной красотой. У нее были огромные выразительные черные глаза, темные ресницы и брови, а черты лица можно было назвать совершенными. Ее волосы не вились, но были такими густыми, что с ними ничего нельзя было поделать. Жанна была просто в отчаянии от этого: она, конечно, предпочла бы мягкие локоны. Жанна сама стригла ее в соответствии с единственным, по ее словам, возможным фасоном: это была короткая стрижка с челкой на лбу, так что Тамариск напоминала очень хорошенького мальчика. Для своих лет она была довольно высокой, длинноногой и грациозной, но характер у нее был непокорный. Моя мать и Клодина объясняли это тем, что ее испортила тетушка Софи, не чаявшая души в своей приемной дочери. Мать заявила, что никогда в жизни не видела Софи столь счастливою, благодаря этому капризному ребенку.
Тамариск была очень живой, умной и уже научилась читать. Но характер! Если ей было что-то не по душе, она могла впасть в гнев. Если кто-нибудь раздражал ее, она смотрела на этого человека своими огромными глазищами и говорила низким голосом: «Ты еще пожалеешь». Жанна то радовалась, то отчаивалась из-за этой девочки.
— Ума не приложу, что из нее получится, когда вырастет? — говорила она. — Уже сейчас она никого не слушается! Гувернантка сказала, что этот ребенок — сущее наказание! Бедняжка пробыла в доме всего лишь месяц, а ее предшественнице удалось выдержать только шесть недель!
Кто-то из служанок заметил:
— С цыганским ребенком ничего не поделаешь! Вы же знаете, чья кровь в ее жилах? Из нее может получиться и ведьма!
К несчастью, Тамариск услышала эти разговоры, и вместо того, чтобы огорчиться, обрадовалась.
— Я — ведьма! — постоянно напоминала она всем. — Ведьмы умеют напускать порчу!
Она совершила в Эндерби настоящую революцию: дом перестал быть приютом отшельницы и ее служанки, а Тамариск была в этом доме центром всеобщего внимания.
— Я не хочу, чтобы меня придерживали! — между тем кричала она. — Я хочу ездить сама!
— Привет, Тамариск! — сказала я. Сверкающие глаза остановились на мне.
— У тебя настоящая лошадь, — выпалила она, — а почему я не могу ездить на ней?
— Когда станешь постарше, ты будешь ездить также, — мягко объяснила ей Амарилис.
— Мне не нужно быть старше, я хочу сейчас!
— Ну, может быть, когда тебе исполнится семь лет…
— А я хочу сейчас!..
— Да уж, достается вам! — сказала я, сочувствуя, бедняге-конюху.
Тамариск опять взглянула на меня.
— Мы хотим повидаться с тетушкой Софи, — продолжила я. — С ней все в порядке?
— Я не хочу ездить на маленькой детской лошадке! Я не младенец!
— Младенцы вообще не ездят верхом, — заметила Амарилис.
— Некоторые ездят, я ездила!
— Пойдем, Амарилис! — сказала я, спешиваясь. — Этот ребенок просто невыносим!
— Бедняжка, ей нелегко живется!
— Нелегко? Тетушка Софи души в ней не чает, а Жанна постоянно потакает ей!
— И все-таки…
— Ну, ты найдешь смягчающие обстоятельства и для дьявола. — И я направилась в дом.
Тетушка Софи была в гостиной, хотя до рождения Тамариск она лишь изредка выходила из своей комнаты. Она выглядела почти хорошо, точнее, выглядела бы, если бы не ее необычные капюшоны, прикрывавшие изуродованную часть лица. Сегодня у нее был бледно-голубой капюшон в цвет платья. Рядом с ней сидела Жанна.
— Мы, наконец, решили, когда устроить день рождения, — объяснила я, — и ездили в Грассленд, чтобы пригласить хозяев в гости.
Тетушку Софи мы не приглашали. Мы знали, что она не захочет приехать, а если вдруг каким-то чудом изменит свое решение, то приедет без приглашения.
Она расспросила нас о здоровье моей матери и Клодины, что было чистой формальностью, поскольку накануне они навещали ее.
Я сказала:
— Эдвард Барригатон озабочен волнениями на фабрике: рабочие угрожают разбить машины.
Жанна бросила на меня укоряющий взгляд. В присутствии тетушки Софи не полагалось вести такие разговоры. Они напоминали ей о переживаниях и испытаниях, через которые пришлось пройти во время революционных беспорядков во Франции.
Чтобы отвлечь тетушку Софи от неприятных размышлений, Амарилис быстро проговорила:
— По пути мы видели Тамариск.
— Она хорошо держится в седле! — добавила я.
— Поразительный ребенок! — довольно сказала тетушка Софи.
— Слишком своевольный! — вставила Жанна.
— У нее есть характер, — продолжала тетушка Софи, — и я рада зтому… Я не хотела бы, чтобы она была размазней!
— Тамариск злилась на то, что ее пони водят на страховочном поводе, — заметила я.
— Она из тех, кто хочет бегать еще до того, как научится ходить! — заключила Жанна.
— Она.полна жизни! — воскликнула тетушка Софи.
Некоторое время мы болтали о погоде и предстоящем дне рождения, а потом около дверей послышалась какая-то возня.
— Нет, я войду! Я хочу поговорить с Амарилис и Джессикой! Они там с тетушкой Софи. Пусти меня, я тебя ненавижу! Я на тебя напущу порчу, я — ведьма!
После этих слов послышался грохот.
— Пусть она войдет, мисс Аллен! — крикнула тетушка Софи. — Все будет в порядке!
Дверь с грохотом отворилась, и на пороге появилась Тамариск — красавица в платье для верховой езды, со сверкающими глазами и волосами, похожими на шапочку из черного дерева.
— Здравствуй, mon petit chou! — вскричала тетушка Софи.
Тамариск повернулась к нам.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123