– Ну как тебе сказать… – протянул он и театрально застонал, увидев нацеленный в живот кулак. Он легко перехватил ее руку и сжал. – Нет, не врала, но тебя могли неправильно информировать.
Она подняла брови и сменила тему:
– Ну раз ты открыл дверь, наверное, следует туда войти. – Она безуспешно старалась скрыть возбуждение и подавить страх, который ему сопутствовал.
«Роджер, я здесь, – мысленно обратилась она к брату, – я все-таки здесь, в твоей башне, несмотря на все твои угрозы и насмешки. Я здесь, но я так боюсь…»
Держась за стену, она спустилась по крутой лестнице и вошла в короткий коридор. Грубый камень скреб по ладони. Она дрожала, холод этих камней пробирал до костей.
Как будто в каждом камне был Роджер.
– Я здесь, Роджер, – прошептала она, как заклинание от злых духов. – Я здесь.
Роберт кинул на нее любопытный взгляд, увидел бледное, напряженное лицо, но все ее чувства перекрывала стена несокрушимого мужества.
Он сжал зубы и невольно взялся за меч. Очень хотелось спросить, куда подевалась ее прежняя уверенность, чего она так боится. Почему в этом подземелье она вдруг стала казаться такой хрупкой, что, держа ее за руку, он боялся разбить ее на тысячу кусков.
Вместо этого он спросил:
– Сколько лет этой башне?
Она пожала плечами.
– Ее построили на второй год после того, как я сюда приехала. Планировалось еще многое построить, но… – Передней вставали первые дни ее пребывания в этом аду. В застоявшемся воздухе коридора как будто пролетело дуновение былого ужаса. Башня была частью ада, и Имоджин невольно отдернула руку от холодной стены.
Роберт прикусил язык. Если он на нее поднажмет, она может совсем замкнуться, и хотя ради ее блага он решил быть терпеливым, ему это с трудом давалось.
Он молча притянул ее к себе, и они стали медленно подниматься. Когда дошли до верха лестницы, Роберт вложил ей в руку фонарь.
– Подержи. – Он стал ощупывать стену, отыскивая дверь. Стук кулака по камню сообщил Имоджин о неудаче.
– Слева от двери должна быть гравировка в виде вложенных колец. Нажми сначала на внутренний круг, потом на третий по счету, потом на четвертый, потом на второй, – тихо подсказала она. Ее лицо было мертвенно-бледным.
Он с беспокойством поглядел на нее, но сделал, как она велела, – отыскал круги и поочередно нажал. Они поддавались с удивительной легкостью. Когда он нажал на последний, по коридору разнесся скрип пробудившихся к жизни ржавых петель, и дверь открылась.
– Черт возьми, никогда не видел ничего подобного.
– Роджер нанял конструктора. Как я помню, он был очень доволен результатом. – Она поежилась. Упоминание этого имени внутри его же творения казалось заклинанием дьявола.
Она сунула фонарь Роберту:
– Возьми. Мне он вряд ли понадобится.
Он быстро схватил горящий фонарь, но, видимо, недостаточно быстро: запахло горелой шерстью. Он вглядывался в ее лицо, не в силах совладать с тревогой: чувствовалось, что Имоджин напряжена и сильно напугана. Из-за этого запертая башня стала казаться зловещей, полной мрачных тайн, и ему это не нравилось.
Плечи одеревенели. Роберт прошел многие войны и знал, что безрассудно игнорировать предчувствие, у него было такое ощущение, что он со связанными руками сражается с невидимым врагом.
Стиснув зубы, свободной рукой он обнял Имоджин, вошел в комнату и остановился, пораженный картиной, которую осветил фонарь. Он все ожидал увидеть в угрюмой башне, но только не это.
Перед ним была пещера сокровищ!
У одной стены начиналась витая лестница, поднимающаяся к самому потолку, а все остальное пространство было забито вещами. Мебель, рулоны шкур и гобеленов, ящики один на другом; в тех, у которых не было крышки, сверкало золото и серебро.
Из одного упавшего ящика вывалились книги и рассыпались по полу; под светом фонаря сияли кожаные обложки, инкрустированные драгоценными камнями.
– Матерь Божья! – ахнул Роберт. – Черт возьми, что это такое?
Она улыбнулась.
– Моя жизнь. – Она отпустила его руку и, протянув руки, двинулась вперед. Роберт зажег свечу в подсвечнике, стоявшем у двери, повесил на стену фонарь и молча пошел за ней.
Она дотронулась до скатанного гобелена и пробежала дрожащей рукой по изнанке.
– Что здесь изображено?
Голос был тихий, и Роберт слышал, как в нем пульсирует боль. Он осторожно поставил свечу на ближайший ящик и вытащил гобелен из пачки, неуклюже раскатал, встряхнул, обдав их обоих пылью. Роберт рассмотрел простенький гобелен, понимая, что при обычных обстоятельствах вряд ли бы его заметил.
– Какой-то лес. – Он чувствовал себя неловко, он никогда не имел дела с такими вещами. – По краям цветочный орнамент. В правом верхнем углу – охотники, внизу – дамы и менестрели, пируют, на них смотрит какая-то странная лошадь.
Она погладила гобелен, из глубины памяти встала картина.
– Не лошадь. Это козерог. Гобелен висел в оружейной моего отца. Мать терпеть не могла оружие в доме, мирилась с ним только тогда, когда комната хоть немного походила на оружейную. Когда папа не видел, она приказывала слугам завешивать мечи и луки тряпками, а когда она не видела, он их снимал. Я про это почти забыла, – грустно призналась она.
Роберт крепко обнял ее и с трудом заставил себя отстраниться.
– Ты видишь книги? – спросила она, не понимая, что он начинает злиться на ее стремление к воссоединению с прошлым.
– Да, – спокойно ответил он.
Она нашла его руку и крепко сжала.
– Подведи меня к ним.
Он помог пройти между ящиками, мебелью и рулонами, и они присели возле кучи книг. Роберт чувствовал ее возбуждение, как свое собственное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80