Одну из наиболее основательных попыток доказать подложность писем предпринял в середине XVII века цитированный выше У. Гудел. Он признавал, что задача подделки писем королевы была очень сложной. Поэтому сначала сфабриковали письма и любовные стихи по-шотландски, а лишь потом их перевели на французский и латинский языки. Гудел пытался путем лингвистического анализа доказать, что французский текст является переводом с шотландского оригинала. Иногда переводчик даже не вполне понимал тонкости стиля оригинала. Шотландские идиомы и пословицы переводились механически, при этом терялся их смысл. У. Гудел выдвинул идею, что речь могла идти не только о подделке, но и о частичном изменении текста писем королевы. Теория Гудела через сто лет была модернизирована Д. Хозеком.
Нередко доводы основывались на совершенном игнорировании нравов эпохи. Современник У. Гудела У. Татлер в 1767 году заявлял, что письма, «кажется, сами составляют презумпцию невиновности, поскольку не только королева, но любая женщина, у которой можно предполагать хоть немного благоразумия и самое слабое чувство скромности, не могла бы написать подобные письма». Татлер отмечал, что даже если письма в основном были написаны королевой, то это еще не значит, что они целиком вышли из-под ее пера. Он подтвердил мнение Гудела, что, вопреки уверениям врагов, французский текст писем явно не является оригиналом, а перевод с английского (вернее, с шотландского). Точно так же как и та часть писем, которая якобы была написана по-латыни. Сам же Гудел, считая полностью подорванной веру в аутентичность писем, добавлял: «Я не могу не поражаться и не удивляться тому, что существует столь много писателей, и католиков и протестантов, считающихся лицами учеными и способными к здравому суждению, которые позволили убедить себя в правильности столь неправдоподобных, вернее, не заслуживающих доверия, и бессмысленных россказней».
В XIX в. был найден французский текст писем, ранее известных лишь в их шотландской или латинской версии. И тогда выявилось, что в некоторых из них существует обратное отношение — французские идиомы грубо переведены на шотландский язык. Д. Хозек в книге «Мария, королева Шотландии, и ее обвинители» (Лондон, 1870) считает, что отдельные французские письма были адресованы Дарнлею (но он не доказал, что Дарнлей вообще знал французский язык).
В конце XIX в. в дискуссию активно включились немецкие исследователи. Историк Г. Бреслау предлагал считать подлинными часть писем (Гердес Г. История Марии Стюарт. 1885); Г. Гердес (Спорные вопросы истории Марии Стюарт. 1886) выдвинул теорию, что часть одного из писем (№1) была написана Дарнлеем Марии, а часть другого письма (№2) — Марией Мерею. В 1882 году Б. Зепп в книге «Дневник несчастной шотландской королевы Марии Стюарт» высказал предположение, что большинство писем представляют собой перефразировку дневника, который вела Мария. Как подчеркнул в 1886 году немецкий историк О. Карлова (Карлова О. Мнимые письма Марии Стюарт графу Босвелу. Гейдельберг. 1886), по существу подлинность писем удостоверяется лишь свидетельством под присягой Мортона — ярого врага Марии, участника убийства Риччио и заговора против Дарнлея. Его никак нельзя считать незаинтересованным свидетелем. Будущий шотландский регент был человеком небрезгливым в средствах. Так, он предлагал после восстания в английских северных графствах выдать Елизавете за деньги его предводителя графа Нортумберленда, оказавшего Мортону немало услуг, когда тот находился изгнанником в Англии. Письма, представленные шотландскому парламенту, не имели подписи Марии, вопреки позднейшим утверждениям ее врагов. При разборе дела королевы в Англии оригиналы писем были показаны членам английского тайного совета, которые, сравнив их с другими, несомненно написанными королевой, признали их аутентичность. По мнению О. Карлова, подделку, вероятно, осуществили лорды Мортон, Мерей и Леннокс — отец Дарнлея, возможно, с участием секретаря Мерея Джона Вудса. Мейтленд был в курсе всей этой махинации. Основу «писем из ларца», возможно, составляли какие-то письма и заметки Марии Стюарт, захваченные у нее или другим путем попавшие в руки ее врагов, а также письма Дарнлея к королеве.
Приводились и самые различные доводы в пользу аутентичности писем — вплоть до ссылок Юма и Робертсона на то, что эти бумаги не вызвали сомнения у шотландского парламента или комиссии, назначенной Елизаветой. А. Петрик в книге «Письма королевы Марии Стюарт графу Босвелу» (вышедшей в 1873 году на немецком языке в Петербурге), защищая версию о подложности писем, тем не менее приводит и аргументы в пользу их подлинности: отказ посла Марии Стюарт Лесли, епископа Росского, сравнивать подписи королевы, содержание писем, в которых — будь они фальсификацией — находилось бы больше фактов, призванных свидетельствовать о ее виновности, стиль писем, с трудом поддающийся подделке, упоминание различных побочных обстоятельств и тайных переговоров, которые действительно имели место, и т.д. Одно из наиболее веских доказательств в пользу подлинности писем, полагал Т.Гендерсон в книге «Письма из ларца и Мария, королева Шотландии» (Лондон, 1889), — это молчание, которое хранили о них сама Мария Стюарт и ее сторонники. Во время следствия в Англии Мария в конце концов заняла позицию отрицания, но ведь она не признавала позднее подлинность и других написанных ею писем.
Возможно еще одно решение загадки. Допустим, что письма подлинные, но действительно ли это письма Марии Стюарт, а не какой-либо другой женщины, авторство которых лорды приписали королеве (все равно — зная или не зная, что совершают подлог)?
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163