Генрих был потрясен. Он молча выслушал на заседании совета добытые сведения и потом вдруг начал кричать. Этот вопль ревности и злобы заранее решил участь всех обвиняемых.
Норфолк с гневом сообщил французскому послу Марильяку, что его племянница «занималась проституцией, находясь в связи с семью или восемью лицами». Со слезами на глазах старый солдат говорил о горе короля.
Тем временем схватили еще одного «виновного» — Келпепера, за которого Екатерина собиралась выйти замуж, прежде чем на нее обратил внимание Генрих, и которому она, уже став королевой, написала очень благосклонное письмо. Дергем и Келпепер были приговорены, как обычно, к смерти. После вынесения приговора 10 дней продолжались перекрестные допросы — они не выявили ничего нового. Дергем просил о «простом» обезглавливании, но «король счел его не заслуживающим такой милости». Подобное снисхождение было, впрочем, оказано Келпеперу. 10 декабря оба они были казнены.
Потом занялись королевой. Говарды поспешили отшатнуться от нее. В письме к Генриху Норфолк причитал, что после «отвратительных деяний двух моих племянниц» (Анны Болейн и Екатерины Говард), наверное, «его величеству будет противно снова услышать что-либо о моем роде». Герцог упоминал далее, что обе «преступницы» не питали к нему особых родственных чувств, и просил о сохранении королевского благорасположения, «без которого я никогда не буду иметь желания жить».
Послушный парламент принял специальное постановление, обвиняющее королеву. Ее перевели в Тауэр. Казнь состоялась 13 февраля 1542 года. На эшафоте Екатерина призналась, что, до того как она стала королевой, любила Келпепера, хотела быть его женой больше, чем владычицей мира, и скорбит, став причиной его гибели. Однако вначале она упомянула, что «не нанесла вреда королю». Ее похоронили рядом с Анной Болейн.
Последние годы Генриха прошли сумрачно. Всю предшествовавшую жизнь им вертели фавориты, он не привык повседневно заниматься государственными делами, даже не подписывал бумаг, взамен этого к ним прикладывали печать с изображением монаршей подписи. В 40-е годы внешнеполитическое положение Англии стало сложным и не было ни Уолси, ни Кромвеля, которые могли бы уверенно направлять корабль английской дипломатии в бурных водах европейской политики.
Готовясь к надвигавшейся войне, король сменил увлечения. Ранее претендовавший на лавры поэта, музыканта и композитора, он теперь занимался составлением военных планов, схем укреплений и даже техническими усовершенствованиями: Генрих придумал телегу, способную при движении молоть зерно. Королевские идеи встречались хором восторженных похвал английских военачальников. Исключение составляли лишь дерзкие иностранные инженеры — итальянцы и португальцы, которых обиженный изобретатель приказал изгнать из страны.
Вместе с тем король искренне не понимал, как люди не хотят признать его апостолом мира и справедливости. При встрече с послом императора Карла V он говорил: «Я занимаю трон уже сорок лет, и никто не может сказать, что я когда-либо действовал неискренне или не прямым путем… Я никогда не нарушал своего слова. Я всегда любил мир. Я просто защищаюсь от французов. Французы не заключат мира, если им не вернут Булони, которую я с честью завоевал и намереваюсь удержать». В речах, обращенных к парламенту, король теперь принимает позу мудрого и милосердного отца отечества, позабыв на время о тысячах казненных по его приказу, о графствах, разоренных королевскими войсками, еще совсем недавних народных движениях. Советники пытались скрывать от Генриха неприятные известия, чтобы, как выразился Гардинер, «сохранять спокойствие духа короля». Никто не был гарантирован от вспышек монаршего гнева. Новая жена Генриха Екатерина Парр едва не попала в Тауэр за высказывание не понравившихся королю религиозных взглядов. Ее спасла находчивость. Вовремя почуяв опасность, королева уверяла больного и раздражительного супруга, что все сказанное ею имело одну цель: немного развлечь его величество и услышать его ученые аргументы по вопросам, о которых зашла речь. Екатерина заслужила прощение как раз вовремя: вскоре явился со стражей министр Райотсли, имевший письменный приказ об аресте королевы. Изменивший свои намерения Генрих встретил своего фаворита бранью: «Дурак, скотина, негодяй, гнусный негодяй!» Перепуганный Райотсли исчез.
Парламент принял билль, по которому католиков вешали, а лютеран сжигали живыми. Иногда католика и лютеранина привязывали спиной друг к другу и так возводили на костер. Был издан закон, повелевавший доносить о прегрешениях королевы, а также обязывавший всех девиц, если монарх изберет их в жены, сообщать о своих провинностях. «Я действую по указанию свыше», — разъяснял Генрих (впрочем, к нему никто и не обращался с вопросами).
Обстановка так быстро накалялась, что было отчего растеряться даже людям более тонким, чем тугодум Райотели. 16 июля 1546 года дворянку Анну Эскью сожгли в Лондоне за отрицание обедни. Тогда же на костер были отправлены и другие еретики (в их числе Ласселс — доносчик, погубивший Екатерину Говард). А в августе сам Генрих уже пытался убедить французского короля Франциска I совместно запретить служить обедню, т.е. уничтожить католичество в обоих королевствах. Последовали новые аресты и казни. Теперь подошла очередь и герцога Норфолка, которого настигла все усиливавшаяся подозрительность короля. Напрасно из Тауэра он напоминал о своих заслугах по истреблению изменников, включая Томаса Кромвеля, также занимавшегося уничтожением всех королевских недругов и предателей.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116 117 118 119 120 121 122 123 124 125 126 127 128 129 130 131 132 133 134 135 136 137 138 139 140 141 142 143 144 145 146 147 148 149 150 151 152 153 154 155 156 157 158 159 160 161 162 163