А вдруг новый бой? Приказал выпустить вино своей охране. Те без усердия стали рубить топорами обручи; дубовые бочки разваливались, и потоки красного вина, как прорвавшая запруду река, устремились от Грюнвальда вниз, на поле битвы, смешиваясь, с кровью.
Из обоза король направился на холм, где в начале сражения стоял шатер великого магистра. Широкое поле выигранной битвы открылось его глазам. От Танненберга до Людвиково вся земля была устлана мертвыми. Тут было тихо, лишь издалека доносились топот и вой татарской погони. Только теперь король и Витовт, сойдя с коней, решили вознести молитву за дарованную победу над вековечным врагом.
Боевая суета утишалась, собирались хоругви, сходились вместе земляки считать, кто жив, кого нет, шли к местам боя искать родных, друзей, товарищей. Набежавшие тучи закрыли солнце прежде, чем оно опустилось за край земли. Глухой сумрак остановил поиски до утра. В придачу хлынул холодный сильный дождь, омывая поля и воздух, пропитавшийся за день запахом крови. Голодные, измотанные вояры сошлись в таборы, валились на телеги, прямо на землю, засыпали мертвым сном, не чувствуя холода и дождя. Всю ночь возвращались ходившие в преследование полки.
На рассвете хоругви построились, сосчитались и прониклись горем: каждого третьего, а то и второго не стало в рядах. Андрей Ильинич из четверых своих братьев встретил старшего. Поспешили на поле разбирать живых и окоченевших, своих от крыжаков. Ходили среди тысяч трупов, кручинились – многие из раненых не дождались помощи, погибли под ночным дождем. Ехал по смертному полю и плакал, и кого ни встречал, все были в слезах. Скоро нашел братьев Глеба, Петра, Василя, все были посечены насмерть. Поехали с Федором к волковысцам. Тут вновь удар – увидал срезанного мечом Мишку, а в тридцати шагах – остановленного копьями Гнатку и еще многих знакомых, помнившихся со дня обручения и смотра волковыской хоругви. Здесь же встретил живым Юрку. Обнялись, пряча в себе радость: спасены, видно, для невест!
В этот рассветный час в королевском шатре собрались на совет Ягайла, Витовт, Миколай Тромба, Збышек Бжезинский, другие радные королевские паны. Уже стало известно, что в битве погибли великий магистр, и великий маршал, и великий комтур, и великий одежничий граф Альбрехт Эбергардт, и казначей Томаш фон Мергейм, и десятки комтуров, войтов, почти все орденские братья, и тысячи прусских рыцарей, гостей, наемников. Решали, что делать дальше: или идти тотчас же брать Мальборк, или, исполняя древний обычай, стоять у Грюнвальда три дня в знак того, что войско готово встретить здесь нового врага. Витовт настаивал немедля послать наименее уставшие хоругви к орденской столице и, пользуясь отсутствием в ней защитников, взять. Можно было направить и татар Джелаледдина, которые стоверстовый переход совершат скорее других, послезавтра утром будут у мальборкских стен. Но посылке татарской конницы Ягайла воспротивился – направлять на орденскую столицу язычников ему, королю, считал он, не подобало. Но и стоять здесь три дня Ягайла считал излишним. Кто явится? Некому – все перебиты, почти все полки ордена разгромлены целиком, а кого не добили, того взяли в плен. Некому и Мальборк защищать. И выслать некого. Все устали, нужен хотя бы день отдыха; надо убитых похоронить, надо молебен отслужить, надо как-то поступить с десятками тысяч пленных – не вести же их с собой сто верст, кормить, поить, сторожить. Никак не выходило выступить сегодня, и король решил двинуться на Мальборк завтра.
Через час вокруг Танненбергской церкви пленные кнехты начали копать могильные рвы. Сотни телег свозили сюда убитых. Ложились на вечный покой плечо к плечу тысячи воинов; укладывались землячествами друг возле друга; как в тесноте бились с немцами, так тесно и легли в землю, чтобы и тут быть рядом уже навсегда. Днем над обозами стояла тишина: кто спал, кто сидел у котлов, кто кручинился, кто глядел в небо, удивляясь, что уцелел во вчерашней сече. Возницы чинили разбитые подводы, ратники увязывали в узлы добытые доспехи и оружие, водили к кузнецам расковавшихся лошадей, выправляли в обратный путь раненых. Кому не сиделось и не лежалось, ехал к королевской часовне слушать торжественную службу, глядеть развевающиеся вокруг шатра орденские знамена. Или ехал глядеть, как переписывают пленных рыцарей, разводя их по отрядам: отдельно братьев ордена, отдельно пруссаков, отдельно ливонцев, моравов, силезцев, баварцев, австрийцев, рейнцев, швабов, фризов, тюрингцев, саксонцев, вестфальцев, швейцарцев – всех отдельно. С каждого рыцаря брали честное рыцарское слово прибыть на день святого Мартина в Краковский замок; затем король великодушно отпустил всех на свободу, задержав лишь орденских братьев и нескольких князей.
Утром следующего дня войска короля и великого князя выступили в поход. Проходя Танненберг, хоругви посылали прощальный взгляд на свежие могильные холмы, где остались спать вечным сном друзья, братья, товарищи, отцы – поляки, литвины, татары, русь и откликнувшиеся помочь молдаване, чехи – десятки тысяч людей, сгоревших в огне битвы. И души ратников, покидавших это место, терзались тоской, оставались какой-то своей частью при братских могилах – помнить, сторожить, утешать.
МАЛЬБОРК. ОСАДА
Лишь выступив на Мальборк, когда пошли по прусским землям, как по своим, стало осознаваться истинное значение победы – Тевтонского ордена больше нет, рассеялся, прекратил существование. Задуманные еще в Бресте переговоры о выгодном мире вести было не с кем – великий магистр, весь орденский капитул погибли, из верхушки крестоносцев остались в живых двое, но и они, считай, сгинули:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89 90 91 92 93 94 95 96 97 98 99 100 101 102 103 104 105 106 107 108 109 110 111 112 113 114 115 116