Возводил крепость инженер Егор Резен. Солдатский голова Животовский организовал охрану будущего сооружения и Березовского устья. Солдаты установили на Линском Прилуке три артиллерийские батареи. Пятнадцать орудий были поставлены на острове Маркове, по другую сторону Малой Двинки. Под началом Животовского было четыреста солдат.
Не забыли и других, удаленных от Архангельска важных беломорских пунктов — Кольского, Кемского, Мезенского острогов и Соловецкого монастыря. Всюду разослали из Холмогор воинские отряды. На всех берегах трепал стрелецкие кафтаны, беломорский ветер-свежак.
С острова Мудьюг лоцманы, а по-старинному, по-поморски — корабельные вожи, в обязанности которых входило встречать и провожать иноземных гостей, были переведены на остров Марков. Оставлять лоцманскую службу — лоцвахту — в отдаленном и незащищенном месте было рискованно. На Мудьюге жил лишь небольшой воинский караул.
Прозоровский и Афанасий в короткое время выполнили большую часть распоряжений Петра. Обоих теперь тревожила охрана незащищенного города.
Майским вечером воевода и архиепископ неторопливо шли по берегу Двины. Половодье спало, но река оставалась широкой, многоводной, и даже под ослабевшим к вечеру ветром-полудником по ней катилась зыбкая крупная волна. У пристани стояли купеческие суда — две лодьи, рыбачьи шняки и карбасы. На судах было пусто, одиноко маячили на палубах лодей только вахтенные.
Пустынно было и на берегу. Возле амбаров и складов со смолой и канатами не видно подвод, не слышно обычного галдежа извозчиков да приказчиков. Лишь, позевывая, ходили сторожа с бердышами, ожидая смены.
Прозоровский, в кафтане немецкого покроя, русской собольей шапке, осторожно ступал шевровыми сапогами по дощатым мосткам. Мостовая была неровная, и воевода боялся оступиться. Афанасий важно постукивал по доскам можжевеловым посохом с блестящим серебряным набалдашником, еле умещавшимся в руке. Посох был крепок и тяжел, и хватка у архиепископа была крепкой и надежной. Иногда Прозоровский и Афанасий шли в ногу; рядом со щегольским шевровым сапогом воеводы, сшитым впритирку, по мерке, опускался простой, грубоватый, начищенный до блеска яловый сапог архиепископа. Из-под дорогого кафтана тонкого синего сукна у Афанасия виднелась черная шелковая ряса. Архиепископ, пожалуй, единственное духовное лицо в России был брит. Не из прихоти и не из стремления к новой моде, введенной государем. Однажды в Москве, в жарком богословском споре, старообрядец Никита Пустосвят, придя в неистовство, отхватил холмогорскому владыке половину бороды. Волей-неволей теперь приходилось бриться. — Да-а-а, Алексей Петрович, от шведов всего можно ожидать, — продолжая начатый разговор, говорил архиепископ. — Сюда они припожалуют непременно. К тому дело клонится. — Знать бы когда, — сказал Прозоровский. — То ведомо одному государю. Не напрасно он так печется о бережении устья Двинского. А у нас с тобой город обнажен, яко сирый и убогий нищий на ветру, на голом месте… — Ратных людей не хватает! — отозвался воевода угрюмо. — Всех распихали по островам. Где возьмешь солдат? Где пушки? Кабы могли — сами бы отливали. В одном только Березовском устье их поставлено три десятка. А тут, — воевода кивнул на каменные стены гостиных дворов, — сто пищалей для обороны города мало. Ох, мало!
Афанасий остановился, посмотрел на реку. Воевода встал рядом, заложив руки за спину. На Двине, напротив гостиных дворов, маячили силуэты иноземных кораблей. Мачты и реи резкими черными линиями вписывались в розоватую зарю. Розовые чайки лениво кружились над стоянкой.
— Надобно, Алексей Петрович, — Афанасий помедлил, как бы взвешивая то, что хотел сказать, — снарядить команду солдат с расторопным офицером, объехать иноземные корабли и отобрать все оружие, порох, пушки и ядра.
— Не отдадут!
— Взять. Все одно им деваться некуда. До осени из гавани не выйдут.
— Не будет ли это своеволием? — нерешительно спросил воевода.
— Государь сие предприятие только одобрит. Он уважает решительность и здравый смысл. Уплатить, конечно, придется за оружие из казны. Два полка стрелецких, кои из Холмогор пришли, — тоже сила. Надобно уметь ею распорядиться.
— «Сила»! — пренебрежительно вздернул нос воевода. — Что и говорить! И полтыщи малолетних московских драгун тоже сила? К бою мало обучены, в ратном деле не бывали!
— Придется учить, и немедля, — мягко, но настойчиво проговорил Афанасий. — И стрельцов, и драгун диспозиции обучать, на стены выводить, чтобы всяк знал свое место в случае чего… Учить рукопашному да абордажному бою! И суденышки на всякий случай держать под рукой, чтобы при появлении неприятеля быть готовыми выйти навстречу. Вот что надобно, Алексей Петрович!
Прозоровский задумался. Архиепископ говорил дельное. Чувствовал воевода — не зря к нему приставил царь Афанасия. Вздохнул: опять заботы! Черт бы побрал и шведов и этого советчика в рясе. Ишь как рассуждает: божья милость будет или нет, а драгун диспозиции обучать, суденышки держать под рукой, абордаж… Ему бы не посох, а шпагу…
— Всем ли дан указ в море не ходить? — спросил Афанасий. — Государеву волю следует исполнить немешкотно. Надо, чтобы рыбаки весла сушили по избам. — На острова послана грамота. Во все монастыри тоже.
— Так. А то выйдут на промысел — и угодят шведу в лапы, да еще язык развяжут под пыткой, и узнает неприятель слабости наши. Никак это допустить не можно.
Повернули в проулок между угловой башней и таможенной избой. Назяблись, пора и на покой.
Воевода решил:
— С утра позову иноземных купцов.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22