— А нам такой ветер не помешает? — осведомился шкипер.
— Нет. Не помешает.
Лейтенант смотрел на Борисова недоверчиво, но лицо переводчика было непроницаемо спокойно, и это спокойствие передалось и шведу.
Внешне Борисов был спокоен, а мысль работала напряженно. Борисов сказал шведам неправду: на языке поморов «маниха» означает небольшой промежуток времени в конце прилива, когда вода «кротчает» и идет на убыль, для того чтобы через полчаса достичь наивысшего уровня. Необъяснимое, таинственное явление природы!
«Маниха-обманиха», — вспомнилась Борисову поговорка, часто повторяемая лоцманами. По интонации голоса Рябова переводчик догадался, что кормщик задумал что-то такое, от чего шведам придется солоно.
Под парусами фрегат резво пошел вперед. Два других судна следовали точно в кильватер, повторяя каждый маневр головного.
Вот и Марков остров. Из-за него на полном ходу вывернулась большая лодка-карбас. Солдаты в нем сидели, зажав меж колен мушкеты. Из-под руки смотрел на фрегат находившийся в носу офицер. С борта шведского судна закричали привычное:
— Эй, сюда! Давай сюда! Мой мирный купец…
Иван стиснул зубы, подумал: "У вас одна повадка — заманить караул на борт и схватить его! Теперь бы в самый раз крикнуть зычно, изо всей мочи: «Братцы! Это шведы! Лупи их!» Но нельзя.
При виде своих Иван разволновался, сердце застучало часто. Однако он хранил выдержку, что стоило ему немалого труда.
Капитан Эрикссон, выйдя из каюты, поспешил к фальшборту. Карбас приблизился к фрегату, и на нем закричали:
— Это шведы! Люди с ружьями! Пушки!
Капитан, поняв, что русские раскусили обман, яростно заметался по палубе, в бешенстве стукнул кулаком по кромке фальшборта. Планшир, казалось, от удара прогнулся. Лейтенант, не выдержав, выхватил пистолет, выстрелил в людей на карбасе. В ответ оттуда грянул мушкетный залп. Капитан Эрикссон схватился за грудь, рухнул на палубу. Лейтенант кинулся к нему, но, вспомнив о Рябове, метнулся на мостик. Иван говорил рулевому, напряженно и горячо дыша ему в затылок:
— Лево, лево руля!
Борисов переводил поспешно, и глаза его остро блестели: — Лево руля!
Словно играючи, швед крутанул резное, высушенное, как кость, колесо из мореного дуба. Рябов еще раз сказал: — Лево! Не зевай!
Перекрывая слова Ивана, треснул вслед русскому карбасу мушкетный залп с фрегата. Рябов оттолкнул рулевого, и тот растерянно передал ему штурвал. Лейтенант не сразу сообразил, почему русский лоцман оттолкнул его матроса, а когда догадался, было уже поздно. На всем ходу фрегат врезался килем в отмель, и все, кто был на палубе, от неожиданности чуть не упали. Яхта, вырвавшаяся вперед, тоже ткнулась днищем в тяжелый, слежавшийся двинской песок.
Рябов успел только обернуться и сказать громко: — Вот тебе и маниха! Где твое золотишко, чужеземец? Плати за лихую работу!
И тотчас упал, сбитый с ног тяжелым ударом в затылок.
Палуба задрожала от, грохота ботфортов. Лейтенант изрыгал все известные ему ругательства, топча ногами русского вожу.
Шкипер разделывался с Борисовым, кинувшимся было Рябову на выручку.
Избитых русских солдаты торопливо втащили в пустую каюту, заперли дверь и кинулись к боевым портам.
С острова Линской Прилук голосом глуховатым, словно бы спросонья, рявкнула русская мортира, и ядро, перелетев через фрегат, шлепнулось в воду. Следом за этим выстрелом раздался пока еще не дружный залп батареи. На фрегате затрещали палубные надстройки. Фок-мачта вздрогнула, как подрубленное дерево, и рухнула, придавив нечаянно подвернувшегося под нее солдата. Вконец растерянный рулевой, вобрав голову в плечи, снова вцепился в рукоятки штурвала, теперь уже бесполезного, ненужного. Разъяренный лейтенант подбежал к нему, ударил его, и рулевой кинулся по трапу вниз.
3

Линской Прилук ощетинился дулами мушкетов, жерлами пушек, колючими взглядами ратных людей. Иевлев, весь подавшись вперед, касаясь выпуклым животом каменной кладки, смотрел с огневой позиции в недостроенной башне на неприятельские корабли. Он видел, как головной фрегат со всего хода вдруг остановился, замер. Чуть позади, дав крен на левый борт, стала, будто споткнувшись, яхта. Третий корабль предусмотрительно остался позади. С него из всех орудий левого борта открыли огонь.
С ближнего фрегата ударил пушечный залп, затрещали, как сухие дрова, мушкетные выстрелы. Карбас Животовского, вышедший на «голландский» флаг разведать, что за гости пожаловали, накренясь на один борт и этим прикрываясь от пуль, убегал от шведских кораблей. Порты фрегата опять огрызнулись огнем из своих орудий, мстя за смерть капитана, и Животовскому с его командой пришлось туго. Гребцы взмахивали веслами часто и сильно. Из-за крена грести было очень неудобно. Вдогонку карбасу кинулись две шведских шлюпки с солдатами.
На берегу стольник обернулся к пушкарям, стоявшим у орудий:
— По кораблям огонь!
Пушкари поднесли к запалам факелы. Мортиры вздрогнули, выплюнули чугунные ядра. Тотчас открыли стрельбу и другие батареи острова.
Шведы настигли карбас Животовского. Команда его растерялась и не смогла сразу отразить огнем наскок: три солдата, писарь и двое работных людей лежали убитыми, мешая развернуться остальным. Шрапнелью были ранены и сержант, и сам Животовский. Шведы, налетев на карбас с двух сторон, вырвали у растерявшихся солдат знамя и барабан и хотели потопить русских. Но солдаты опомнились, взялись за мушкеты. Прогремел нестройный залп. Шведы, сообразив, что дело может обернуться плохо — стрельба береговых батарей усилилась, — повернули к своим судам, оказавшимся в бедственном положении.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22