Сергей Довлатов: «Встретились, поговорили»

Сергей Довлатов
Встретились, поговорили



«Собрание сочинений в 3-х томах»:
Сергей ДовлатовВстретились, поговорили * * * Все считали его неудачником. Даже фамилия у него была какая-то легкомысленная – Головкер. Такая фамилия полагается невзрачному близорукому человеку, склонному к рефлексии. Головкер был именно таким человеком.В школе его умудрились просто не заметить. Учителя на родительских собраниях говорили только про отличников и двоечников. Среднему школьнику, вроде Головкера, уделялось не больше минуты.В самодеятельности Головкер не участвовал. Рисовать и стихи писать не умел. Даже читал стихи, как говорится, без выражения.Уроков физкультуры не посещал. Был освобожден из-за плоскостопия. Что такое плоскостопие – загадка. Я думаю – всего лишь повод не заниматься физкультурой.Учитель пения говорил ему:– Голоса у тебя нет. И души вроде бы тоже нет.Учитель скорбно приподнимал брови и заканчивал:– Чем ты поешь, Головкер?..Общественной работой Головкер не занимался. В театр ходить не любил. На пионерских собраниях Головкера спрашивали:– Чем ты увлекаешься? Чему уделяешь свободное время? Может, ты что-нибудь коллекционируешь, Головкер?– Да, – вяло отвечал Головкер.– Что?– Да так.– Что именно?– Деньги.– Ты копишь деньги?– Ну.– Зачем?– То есть как зачем? Хочу купить.– Что?– Так, одну вещь.– Какую? Ответь. Коллектив тебя спрашивает.– Зимнее пальто, – отвечал Головкер…Закончив школу, Головкер поступил в институт. Тогда считалось, что это – единственная дорога в жизни. Конкурс почти везде был огромный. Головкер поступил осмотрительно. Подал документы туда, где конкурса фактически не было. Конкретно – в санитарно-гигиенический институт.Там он проучился шесть лет. Причем так же, как в школе, остался незамеченным. В самодеятельности не участвовал. Провокационных вопросов лекторам не задавал. Девушек избегал. Вина не пил. К спорту был равнодушен.Когда Головкер женился, все были поражены. Уж очень мало выделялся Головкер, чтобы стать для кого-то единственным и незаменимым. Казалось, Головкер не может быть предметом выбора. Не может стать объектом предпочтения. У Головкера совершенно не было индивидуальных качеств.И все-таки он женился. Лиза Маковская была его абсолютной противоположностью. Она была рыжая, дерзкая и привлекательная. Она курила, сквернословила и пела в факультетском джазе. Вокруг нее постоянно толпились спортивные, хорошо одетые молодые люди.Все ухаживали за Лизой. Замуж она так и не вышла. А на пятом курсе родила ребенка. Девочка была походка на маму. А также на заместителя комсорга по идеологии.Короче, Лиза превратилась в женщину трудной судьбы. Высказывалась цинично и раздраженно. К двадцати пяти годам успела разочароваться в жизни.И тут появился Головкер. Молчаливый, застенчивый. Приносил ей не цветы, а овощи и фрукты для ребенка. Влечения своего не проявлял. Мелкие домашние поручения выполнял безукоризненно.Как-то они пили чай с мармеладом. Девочка спала за ширмой. Головкер встал. Лиза говорит:– Интродукция затянулась. Мы должны переспать или расстаться.– С удовольствием, – ответил Головкер, – только в другой раз. Я могу остаться в пятницу. Или в субботу.– Нет, сегодня, – раздражительно выговорила Лиза, – я этого хочу.– Я тоже, – просто ответил Головкер.И затем:– Останусь, если вы добавите мне рубль на такси. С возвратом, разумеется…Так они стали мужем и женой. Муж был инспектором-гигиенистом в управлении столовых. Жена, отдав ребенка в детский сад, поступила на фабрику. Работала там в местной амбулатории.А потом начались скандалы. Причем без всяких оснований. Просто Головкер был доволен жизнью, а Лиза нет.Головкер приобрел в рассрочку цветной телевизор и шкаф. Купил в зоомагазине аквариум. Стал задумываться о кооперативе. Лиза в ответ на это говорила:– Зачем? Что это меняет?И дальше:– Неужели это все? Ведь годы-то идут…Лиза, что называется, задумывалась о жизни. Прерывая стирку или откладывая шитье, говорила:– Ради чего все это? Ну, хорошо, съем я еще две тысячи пирожных. Изношу двенадцать пар сапог. Съезжу в Прибалтику раз десять…Головкер не задумывался о таких серьезных вещах. Он спрашивал: «Чем тебя не устраивает Прибалтика?» Он вообще не думал. Он просто жил и все.Лишь однажды Головкер погрузился в раздумье. Это продолжалось больше сорока минут. Затем он сказал:– Лиза, послушай. Когда я был студентом первого курса, Дима Фогель написал эпиграмму: «У Головкера Боба попа втрое шире лба!» Ты слышишь? Я тогда обиделся, а сейчас подумал – все нормально. Попа и должна быть шире лба. Причем как раз втрое, я специально измерял…– И ты, – спросила Лиза, – пять лет об этом думал?– Нет, это только сегодня пришло мне в голову…Через год Лиза его презирала. Через три года – возненавидела.Головкер это чувствовал. Старался не раздражать ее. Вечерами смотрел телевизор. Или помогал соседу чинить «Жигули».Спали они вместе редко. Каждый раз это была ее неожиданная причуда. Заканчивалось все слезами.А потом началась эмиграция. Сначала это касалось только посторонних. Потом начали уезжать знакомые. Чуть позже – сослуживцы и друзья.Евреи, что называется, подняли головы. Вполголоса беседовали между собой. Шелестели листками папиросной бумаги.В их среде циркулировали какие-то особые документы. Распространялась какая-то внутренняя информация. У них возникли какие-то свои дела.И тут Головкер неожиданно преобразился. Сначала он небрежно заявил:– Давай уедем.Потом заговорил на эту тему более серьезно. Приводил какие-то доводы.
1 2 3 4 5