Все правильно. Четыре в кубе… Он совершенно забыл математику. Но телефон запомнил – четыре, шестнадцать… А потом – те же шестнадцать в квадрате. Сто пятьдесят шесть…Потрясенный, Головкер услышал звонок, раздавшийся в его собственной квартире. Один раз, другой, третий…– Кто это? – спросила Лиза.И через секунду:– Говорите.И тогда он глухо выговорил:– Квартира Головкеров? Лиза, ты меня узнаешь?– Погоди, – слышит он, – я выключу чайник.И дальше – тишина на целую минуту. Затем какие-то простые, необязательные слова:– Ты приехал? Я надеюсь, все легально? Как? Да ничего… В бассейн ходит. У тебя дела? Ты путешествуешь?Головкер помолчал, затем ответил:– Экспорт-импорт. Тебе это не интересно. Подумываю о небольшой концессии, типа хлопка…Далее он спросил как можно небрежнее:– Надеюсь, увидимся?И для большей уверенности добавил:– Я должен кое-что вам передать. Тебе и Оле.Он хотел сказать – у меня два чемодана подарков. Но передумал.– Завтра я работаю, – сказала Лиза, – вечером Ольга приглашена к Нахимовским. Послезавтра у нее репетиция. Ты надолго приехал? Позвони мне в четверг.– Лиза, – проговорил он забытым жалобным тоном, – еще нет десяти. Мы столько лет не виделись. У меня два чемодана подарков. Могу я приехать? На машине?– У нас проблемы с этим делом.– В смысле – такси? Я же беру машину в рент…Вот он заходит (представлял себе Головкер) к человеку из "Автопроката ". Слышит:– Обслуживаем только иностранцев.Головкер почти смущенно улыбается:– Да я, знаете ли… Это самое…– Я же говорю, – повторяет чиновник, – только для иностранцев. Вы русский язык понимаете?– С трудом, – отвечает Головкер и переходит на английский…Лиза говорит:– То есть, конечно, приезжай. Хотя, ты знаешь… В общем, я ложусь довольно рано. Кстати, ты где?– В «Октябрьской».– Это минут сорок.– Лиза!– Хорошо, я жду. Но Олю я будить не собираюсь…Тут начались обычные советские проблемы. «Автопрокат» закрылся. Такси поймать не удавалось. Затормозил какой-то частник, взял у Головкера американскую сигарету и уехал.Приехал он в двенадцатом часу. Вернее, без четверти двенадцать. Позвонил. Ему открыли. Бывшая жена заговорила сбивчиво и почти виновато:– Заходи… Ты не изменился… Я, откровенно говоря, рано встаю… Да заходи же ты, садись. Поставить кофе?.. Совсем не изменился… Ты носишь шляпу?– Фирма «Борсалино», – с отчаянием выговорил Головкер.Затем стащил нелепую, фисташкового цвета шляпу.– Хочешь кофе?– Не беспокойся.– Оля, естественно, спит. Я дико устаю на работе.– Я скоро уйду, – ввернул Головкер.– Я не об этом. Жить становится все труднее. Гласность, перестройка, люди возбуждены, чего-то ждут. Если Горбачева снимут, мы этого не переживем… Ты сказал – подарки? Спасибо, оставь в прихожей. Чемоданы вернуть?– Почтой вышлешь, – неожиданно улыбнулся Головкер.– Нет, я серьезно.– Скажи лучше, как ты живешь? Ты замужем?Он задал этот вопрос небрежно, с улыбкой.– Нет. Времени нет. Хочешь кофе?– Где ты его достаешь?– Нигде.– Почему же ты замуж не вышла?– Жизнь так распорядилась. Мужиков-то достаточно, и все умирают насчет пообщаться. А замуж – это дело серьезное. Ты не женился?– Нет.– Ну, как там в Америке?Головкер с радостью выговорил заранее приготовленную фразу:– Знаешь, это прекрасно – уважать страну, в которой живешь. Не любить, а именно уважать.Пауза.– Может, взглянешь, что я там привез? Хотелось бы убедиться, что размеры подходящие.– Нам все размеры подходящие, – сказала Лиза, – мы ведь безразмерные. Вообще-то спасибо. Другой бы и забыл про эти алименты.– Это не алименты, – сказал Головкер, – это просто так. Тебе и Оле.– Знаешь, как вас теперь называют?– Кого?– Да вас.– Кого это – вас?– Эмигрантов.– Кто называет?– В газетах пишут – «наши зарубежные соотечественники». А также – «лица, в силу многих причин оказавшиеся за рубежом»…И снова пауза. Еще минута, и придется уходить. В отчаянии Головкер произносит:– Лиза!– Ну?Головкер несколько секунд молчит, затем вдруг:– Ну, хочешь потанцуем?– Что?– У меня радиоприемник в чемодане.– Ты ненормальный, Оля спит…Головкер лихорадочно думает – ну, как еще ухаживают за женщинами? Как? Подарки остались за дверью. В ресторан идти поздно. Танцевать она не соглашается.И тут он вдруг сказал:– Я пойду.– Уже?.. А впрочем, скоро час. Надеюсь, ты мне позвонишь?– Завтра у меня деловое свидание. Подумываю о небольшой концессии…– Ты все равно звони. И спасибо за чемоданы.Не за чемоданы обиделся Головкер, а за чемоданы с подарками. Но промолчал.– Так я пойду, – сказал он.– Не обижайся. Я буквально падаю с ног.Лиза проводила его. Вышла на лестничную площадку.– Прощай, – говорит, – мой зарубежный соотечественник. Лицо, оказавшееся за рубежом…Головкер выходит на улицу. Сначала ему кажется, что начался дождь. Но это туман. В сгустившейся тьме расплываются желтые пятна фонарей.Из-за угла, качнувшись, выезжает наполненный светом автобус. Неважно, куда он идет. Наверное, в центр. Куда еще могут вести дороги с окраины?Головкер садится в автобус. Опускает монету. Сонный голос водителя произносит:– Следующая остановка – Ропшинская, бывшая Зеленина, кольцо…Головкер выходит. Оказывается между пустырем и нескончаемой кирпичной стеной. Вдали, почти на горизонте, темнеют дома с мерцающими желтыми и розовыми окнами.Откуда-то доносится гулкий монотонный стук. Как будто тикают огромные штампованные часы. Пахнет водорослями и больничной уборной.Головкер выкуривает последнюю сигарету. Около часа ловит такси. Интеллигентного вида шофер произносит: «Двойной тариф». Головкер механически переводит его слова на английский: «Дабл такс».
1 2 3 4 5